Черный Леопольд

– Да по‑разному называли отчаюг этих. – Уставившись в одну точку, ответил ей уже изрядно набравшийся отец. – Пиратами, корсарами, наш брат матрос их ещё со времён Петра великого называл ушкуйниками. Да, когда‑то и с такими людьми дело иметь приходилось. Занимались они в старину и навигацией, и картографией, торговлей даже промышляли, ну и когда за границами нашими северными присмотреть могли. Грабежей да набегов за такими головорезами немерено было, да только всё прощалось им, поскольку сложно было без таких людей, по первой, морское дело осваивать. Ну а когда на престол сел Александр Николаевич, нынешний император, дай ему бог здоровья, тут уж терпение у всех кончилось. Может слишком распоясались людишки лихие, может без них нам обходится сподручней стало, а скорей всего дело в самом императоре было, уж больно он любил всё новое попробовать. – Сомов говорил так, словно сам лично знал государя императора, и за столом это всех страшно раздражало, но рассказчика было уже не унять.

– Эх, сколько в ту пору и доставалось этим ушкуйникам. Кто за границу ели ноги унёс, кто на каторгу угодил, а кто и рыб на дне морском кормит. Были и такие кому прощенье вышло. Тем, кто перед властью и Россией не шибко провиниться успел.

Очередной стакан с водкой, опрокинулся в бездонную глотку Сомова. Его язык уже заплетался, а сам он, держась обеими руками за стол, едва улавливал равновесие, чтобы не упасть. Дуняша тихонечко пересела к матери, а Михаил и Василий, переглянувшись друг с другом, улыбнулись, полагая, что скоро отец уснёт прямо за столом, и можно будит отправиться по своим делам.

Но история подходила только к самому интересному. – К середине лета! – Набрав полную грудь воздуха, рассказчик продолжил. – Русские флотоводцы разделались уже практически со всеми кораблями, на которых плавали ушкуйники. – Сомов стал терять мысль, делая паузы, чтобы собраться и отдышатся. Лицо его было похоже на помидор, да и сам он напоминал отставного чиновника, угодившего в дом для душевно больных.

– Было среди пиратских кораблей, одно судно, которое никому из наших капитанов не удавалось поймать. – Глаза у Петра загорелись, и вероятно открылось второе дыхание. – Назывался этот корабль «Чёрный Леопольд». Справное судно, большое, быстрое, и пушек по каждому борту десятка по два, точно. Командиром на этом Леопольде, был не кто иной, как знаменитый голландский разбойник Гирд Вальдман, по прозвищу Умбра Дагон, что означает морской дьявол из темноты.

В рассказ вмешалась Екатерина Владимировна. – Пётр Матвеевич, уж прекращал бы ты сочинять, окаянный. В прошлый раз ты говорил, что пирата звали просто Дагон, а теперь приплёл ещё какого‑то Умбра. Это же я несколько дней назад, книгу в слух читала, про мифы древней Греции, а ты услышал. Вот откуда ты это слово взял, а теперь выдумываешь.

Пётр ничего не ответил, и только оглядев весь стол, заметил, что Александр Тимофеев, куда‑то делся. – А где инженер?

Екатерина Владимировна, у которой на остаток дня были тоже дела поинтересней, резко обрубила. – Я попросила его собаку привязать, разлаялся он что‑то. Досказывай уже свою историю, и ложись спать, ведь опять завтра помирать будешь!

Немного раздражённо взглянув на супругу, Пётр уже было обиделся, но тут за стол вернулся Тимофеев и, извинившись, снова приготовился внимательно слушать морские небылицы. Сомову это было очень приятно, и, забыв про укол от супруги, он продолжил. – Гонялись мы за этим Леопольдом целый год, всей эскадрой его ловили. И в Ирбенском проливе, и у мыса Гангут, но, сколько он, подлец от нас не скрывался, а всё одно попался, и где бы вы думали?

Сомов намеренно вставлял в свой рассказ названия мысов и проливов, полагая, что поражает всех своими знаниями. Выдержав небольшую паузу, он многозначительно произнёс. – У острова Гренгам! К шведам податься душегуб хотел, наверное, но от нас не уйдёшь.

– И вот стоит наш «Александр Благословенный», а против него Леопольд этот, чёрт бы его побрал, чёрный. Нервы на пределе, пушки наготове, а на море штиль абсолютный, плохая примета, перед боем. А к нам на судно, неделей ранее сам вице адмирал, Брильд Николай Леонардович, прибыл, чтобы лично у последнего пирата шпагу принять, в случае добровольной сдачи. Легендарный Брильд, герой Севастополя и Карса, кавалер Георгия второй степени, и близкий друг генерал‑губернатора Санкт‑Петербурга. Хоть и страшно нам было с таким матёрым разбойником, как Вальдман тягаться, а только в грязь лицом перед адмиралом мы ударить тоже никак не могли. Оба корабля словно замерли. И с места не тронутся и бой не начинают, ждут чего‑то, а чего только богу одному известно. День ждём, два ждём, и вот наступает восемнадцатое июля, и аккурат в семь утра, поднимается на «Чёрном Леопольде» белый флаг. Наш вперёд смотрящий сначала даже глазам своим не поверил, а потом как заорёт. – Белый флаг, сдаются, белый флаг. – Дал команде его Высокопревосходительство приказ подходить вплотную, а сам в шлюпку с абордажным десантом сел и отправился шпагу у пирата принимать. Сам он значит, заместитель его, шкипер, пара мичманов, и нас, матросов, десятка полтора. Попал и я в эту компанию, здоровый я был, крепкий.

– Как ступили мы, значит, на палубу корабля этого проклятого, так я сразу понял, не так здесь что‑то. Лица у всех пиратов злые, одичавшие, не дать не взять, зверьё бешенное. А капитан ихний, вылитый дьявол морской. Высоченный, кривой какой‑то, шрам на щеке, а на плече кот у него чёрный сидит, здоровенный, как собака. Подумал я тогда, зачем таким сдаваться, всё одно повесить их всех, по морскому регламенту, полагается. Смотрю, и товарищи мои тоже по сторонам озираются, а ушкуйники уже и обступили нас и вроде как за саблями тянуться. Вице адмирал тогда говорит, этому Вальдману. – Вашу шпагу сударь! – А сам‑то уж тоже недоброе почувствовал. Поверить мы все тогда не могли, что пираты настолько честью и совестью поступились, что даже закон белого флага соблюдать отказываются, ловушку для нас приготовили, чтобы жизни свои подороже продать.

Сомов, который не отличался изысканным красноречием и богатой диалектикой, тем не менее, рассказывал довольно увлекательно. Если бы эта история не излагалась в семье из года в год, и не надоела большинству слушателей, можно было бы подумать, что Пётр Матвеевич исключительно образованный человек.

Но, к сожалению, в повседневной жизни это было не так. Писал и читал Сомов, через пень колоду, а свою историю рассказывал интересно, только от того что за все эти годы выучил её буквально наизусть, многократно репетировал, и подобрал в ней почти что каждое предложение.

– Вальдман оглядел всех нас с дьявольским прищуром и оскалился, как загнанный волк. В глубине души мы всё ещё надеялись, что ушкуйники сейчас сдадутся, но мичман Гришка Медников, царствие ему небесное, сообразив, что сейчас произойдёт, рванул из‑за пазухи сигнальную ракету. Один из пиратов бросился на Гришку и ударил его прямо в грудь стилетом, но к счастью для нас опоздал на пол секунды. Гришка, светлая ему память, рухнул замертво, но и сигнальная ракета уже взмыла в воздух. Тревога! Тревога, заорали с нашего судна, и абордажные крючья вонзились в борт пиратского корабля. Воздух сотрясли оружейные и пистолетные выстрелы, к нам спешили на помощь, но пока мы оставались одни против всей команды пиратов.