Что не убивает

После Кремля спустились к набережной, а затем прошли полтора километра по улице Баумана до ее устья на западе, у треугольной площади Тукая, места встречи влюбленных под стелой с бронзовыми часами в арабском стиле. Саше вспомнились кондитерские часы Laima, романтическое место Риги. Часы разные, а любовь одна, на все нации и континенты. Люди ближе друг к другу, чем им самим кажется.

Конечной точкой их пешего маршрута стал парк Тысячелетия Казани на берегу озера Кабан – молодой сквер с редкими юными деревцами, не дающими тени от солнца, и фонтаном в виде казана. Солнце припекало, и они сели у фонтана, под защитой прохладных брызг.

Саша написал Вождю:

«Влад, как дела?»

Вождь ответил через минуту:

«Звони как сможешь».

Саша позвонил.

– Привет, – услышал он голос Вождя, выцветший, усталый. – Только что вышел от следователя, всю ночь не спал.

– Кто погиб?

– Откуда знаешь? Из новостей?

Саша рассказал.

– Убили Гришу и Диму. – Вождь помолчал. – Помнишь Диму? Накачанный такой, Ленкин друг. Представь, Гриша вез героин в бензобаке, чтоб передать кому‑то на базе. Если б знал, сам бы его прибил.

– Они ждали нас в лесу, у дороги к базе, – продолжил Вождь. – Вдвоем. Там узко, мы вытянулись в линию, Гриша ехал в хвосте. Всех пропустили, а в него выстрелили, в спину. Он свалился с байка. Байк – в дерево. Тот, кто стрелял, бросился к байку Гриши, а Дима выстрелил в него из травмата, в голову. Он метко стрелял, у него был разряд по стрельбе. Попал в висок, насмерть. Второй, сука, пальнул в Диму, в грудь, сел на байк без номеров и уехал. Менты нашли у Гриши двадцать штук баксов и герыч в баке, до хрена герыча, так что мы в жопе, там лет на десять – пятнадцать. – Вождь сделал паузу. – Как вы? В порядке?

– Прошлись по городу, скоро поедем дальше, в Набережные Челны. К вечеру будем в Уфе.

– В Челнах нечего делать, но решайте сами, это ваше путешествие. Будете в следующий раз в Казани – звоните, выпьем пива. Если не посадят.

– Договорились. – Саша помолчал, прежде чем сказать следующие слова: – Если что, я готов дать показания, можете на меня рассчитывать.

– Спасибо. Лучше вас не впутывать, самим бы выпутаться. Гриша подставил всех.

– Удачи.

– Спасибо. Вам тоже. Если потребуется помощь, звони, не стесняйся, у нас много друзей по стране. Теперь вы одни из них.

На этом все.

Казанский этап окончен, пора двигаться дальше.

Изолированные в себе, в своих микрокосмах, вышли из парка и встали у спортивной арены «Баскет‑Холл», напротив римско‑католической церкви Воздвижения Святого Креста, выкрашенной в необычный для церквей голубой цвет.

Даже атеист отдаст должное зодчим храмов. Столько всего прекрасного создано во имя любви к Господу и из страха перед ним. Людям нужна опора. Религия – способ найти смысл. Люди верят в высшую силу, в отца небесного, в то, что все не просто так – но все просто так, само по себе, жизнь ради жизни. Смысл жизни – жить. Помогать жить другим. Эволюционировать. Заворачивая это в красочные обертки бизнес‑планов, социального статуса, косметологии, творчества, любви, веры, новая кора мозга трудится в паре с древним мозгом на общую цель.

Саша хотел бы верить в бога и в загробную жизнь, но – не верил. Он верил в жизнь на Земле и в смерть. Великая благодать смерти – не чувствовать себя мертвым, этим он себя успокаивал. Диму убили из‑за наркотиков, Димы больше нет, но Дима не знает об этом. Чувствовать себя мертвым – что может быть хуже? Нужно чувствовать себя живым, пока жив.

Кира вытянула руку.

Тотчас клюнуло.

Промчавшись мимо них, старенький полуспортивный Subaru синего цвета с массивной выхлопной трубой взвизгнул тормозами и резко сдал задом.

За рулем сидел длинноволосый худой парень лет двадцати. Растянутая майка с Че Геварой, рваные джинсовые шорты, шлепанцы на босу ногу – хипповая простота.

– Привет! – сказал парень. – Куда?

– Во Владик! – Кира улыбнулась, лучшей своей улыбкой. – Подбросишь?

– А то! Прыгайте!

– Мы автостопом, – предупредила Кира. – Не из‑за отсутствия денег, а из принципа.

– Ясно. Норм. Прыгайте! Я в Машляк, к маме. Сто десять кэмэ отсюда.

Саша и Кира прыгнули, точней, втиснулись в чрево авто: Саша – спереди, а Кира – сзади, где сверху давил потолок.

Парень представился Элом.

Рванув с места, он быстро набрал скорость.

– Почему Эл? – спросила Кира.

– От слова «электронный». Так у меня в паспорте с восемнадцати. Норм?

– Норм. Почему «электронный»?

– Я программер, будущий спец по искусственному интеллекту, учусь в Иннополисе, в универе. Слышали?

– Да, – сказал Саша. – Местный Сколково.

– Классное место. Кругом пустошь Смауга, ветер дует – жесть, поэтому ходим с ноутами, чтоб не сдувало. А вы кто?

– Я пиарщик, Кира – модель, – сказал Саша.

– Не врубаюсь, зачем пиарщику и модели ехать автостопом во Владик.

– Используя штампы, я бы ответил так – мы хотим проверить себя и набраться нового опыта.

– Зачем?

– Чтобы знать, что смогли, и смочь больше. Зачем покоряют горы с риском для жизни? Владик – наш Эверест.

– В этом нет смысла, имхо. В покорении Эвереста. И в вашем трипе.

– В чем же есть? – спросила Кира.

– В приближении будущего. Вы не приближаете будущее. Вы газуете на месте, а вам кажется, что вы едете. Что приближает будущее? Наука. Только наука. Колесо, паровая машина, теория относительности, кремниевый транзистор, квантовый компьютер. Поэтому я в Иннополисе, а не в художественной школе.

– Не согласен, но ладно, – сказал Саша. – Зачем приближать будущее? Где конечная цель?

– Цифра. Сначала мы сольемся с цифрой, потом станем ею. Финальный этап трансгуманизма. Других вариантов нет. Иначе – смерть. Органическое человечество не выживет, все к этому идет.