Что не убивает
Прогулявшись по площади, поняли, что дальше идти не хочется. Нет ничего там, впереди, чего бы не было сзади. Пора уезжать. Их ждет Уфа, родной город Насти.
– Когда нет мужчины, я живу с родичами, – сказала Настя. – В последнее время редко. Не нахожу с ними общий язык. Они считают, что я слишком легко живу, неправильно, а мне тошно от них. Работают с девяти до шести, потом смотрят телек, потом спят в разных комнатах и храпят. Я не хочу так. Я вообще не знаю, зачем так долго быть вместе. Они не любят друг друга, просто привыкли, ссорятся из‑за хрени всякой, зато женаты двадцать три года. Ужас. Я не понимаю их и не хочу брать с них пример.
Пообещав Саше и Кире вечернюю экскурсию по Уфе, Настя взяла на себя поиск желающих подбросить их до места – задачу, осложненную тем, что теперь их стало трое.
Желающих не было.
Останавливались – спрашивали – слушали – уезжали. Останавливались – спрашивали – слушали – уезжали.
Наученный прежним опытом, Саша дал Насте лист с надписью «ВЛАДИВОСТОК».
– Вот, – сказал он. – Иногда помогает.
Не помогло.
– Задницу, что ль, оголить? – воскликнула в сердцах Настя. – Блин! Ребят, сорян, вдвоем вам было бы проще.
Выплеснув эмоции, она вновь взялась за дело.
Скрипнула, останавливаясь, ржавая «Газель». Мужчина за рулем, седеющий, небритый, неинтересный, сорок пять плюс, смотрел на Настю строго и плотоядно.
Он не был альтруистом.
Но он не уехал. Настя не дала ему уехать. Она обошла «Газель» спереди, сложила руки на водительскую дверь как на школьную парту, мило улыбнулась и, наклонившись к нему, тихо что‑то сказала – так, что Саша и Кира не услышали. Не для них было сказано.
Эмоции водителя начали меняться как узоры в калейдоскопе: удивление, недоверие, тревога. Он опасливо взглянул на Сашу и Киру. Настя снова что‑то шепнула. В конце концов он мотнул головой назад. Согласился?
– Я сейчас. – Открыв ржавую дверь «Газели», Настя вошла внутрь. – Айн момент.
Выглядела она решительно, и Саше стало не по себе от того, что он увидел в ее глазах. Черт возьми, она сумасшедшая.
Настя с шумом задвинула дверь – Ши‑и‑и‑х – Бум! – и «Газель» поехала. Отъехав на двадцать метров, остановилась.
– Надеюсь… – начала Кира.
– … это не то, о чем ты думаешь? – закончил он.
– Да.
Следующие десять минут они наблюдали за тем, как раскачивается «Газель» на убитых амортизаторах, с ритмичным противным поскрипыванием. Кто не знал, тот не видел, но они знали и видели.
Перестало скрипеть.
Отъехала дверь.
Вышла Настя и махнула им рукой:
– Сюда!
Они пошли к ней, а она ждала их, улыбаясь, – с румянцем на щеках и спущенной бретелькой платья.
– Вадим Анатольевич любезно согласился подбросить нас до Уфы, – сказала она.
Забравшись в «Газель» и поздоровавшись с водителем, они прошли на полусогнутых в конец салона и сели там на длинные продольные сиденья, мальчик напротив девочек.
Вадим Анатольевич был молчуном – как и Владимир Николаевич до него. Буркнул «здрасте» – и все, больше ни звука, с хрустом воткнул первую передачу и со скрипом поехал в Уфу. Триста километров, четыре часа.
– Дорого вышли билеты? – спросила Кира у Насти.
Настя пожала плечами:
– Нет. Что я отдала? Ничего. С презиком все равно, с кем и как, в них все мужики одинаковы, нет ведь контакта. Где один – там сто. Так и с Вадимом Анатольевичем. У меня не было с ним секса, это не считается. – Она улыбнулась. – Бесплатная поездка в Уфу.
– И у меня еще много презиков, – прибавила она.
Саша исподволь смотрел на нее: на просвечивающую сквозь платье грудь, обнаженные бедра, подкачанные губы, – и представлял, как у них с водителем «не было секса», здесь, на этом месте, пять минут назад.
Заметив его взгляд, Настя улыбнулась. Она знала, о чем он думал.
«Не склеивается разрыв шаблона? Склеивай, Саша, склеивай. Тоже хочешь?»
У нее свои представления о морали. Возможно, под маской девочки, легко относящейся к жизни, прячется проститутка, использующая секс корыстно, манипулятивно, беззастенчиво? Одному дала за оценку, другому – за поездку в Уфу, третьему – еще за что‑то. Он пока не понял, кто она. Сколько ни всматривался в нее, улыбающуюся, – не понял. Как понять обезьянку бонобо? Для этого нужно выйти за пределы себя, за ограничения культуры и морали, вырваться из связывающих по рукам и ногам пут. Она другая. И в чем‑то она права. Секс ничего не стоит, если правильно к нему относиться. Вопрос в том, как относиться и что при этом чувствовать. Она чувствует себя прекрасно, лучше многих, а он, не понимая ее, слегка завидует ей – кем бы она ни была. Перед ним героиня его будущей книги, яркий персонаж второго плана. Тут и придумывать ничего не надо, бери и пиши с натуры.
«Я вот чего не понимаю, – продолжила Настя из книги, – почему такая простая штука, как секс, стала чем‑то… особенным? Блин, чтоб женщина да раздвинула ноги – это ж целое дело. Мужики ломятся, хотят ее, а она вся такая недоступная, их отбривает. Бережет себя. Зачем? Почему? Фиг его знает. Потому что ей вбили это в голову с детства. А я выбила. И не жалею. Секс в обмен на что‑то – прекрасная сделка».
В «Газели» пахло бензином, ветхостью, безнадегой. Рваные пыльные сиденья, грязь на полу, скрип и тряска на каждой неровности. Четырехчасовая поездка на этой рухляди – та еще пытка. Не хуже однако, чем с байкерами, когда каждую секунду ждешь смерти и адреналин пропитывает трусы, стекая в них по спине.
– Хотите пива? – спросила Настя. – Холодного? Я прям очень.
– А мы доедем до Уфы после пива? – спросила Кира. – Путь‑то неблизкий.
– Мы до Владика доедем, если будем вовремя пи́сать, – шутливо сказала Настя и тут же прибавила громче: – Вадим Анатольевич, остановитесь у магазина? Кое‑что купим.
– Такси, что ль, блин? – буркнул он.
– Пожалуйста!
– Ладно.
– Секс правит миром, – сказала Настя тихо. – И ничего при этом не стоит.
Остановились у магазина. Взяли шесть бутылок пива.
Когда выпили по бутылке, Настя призналась:
– Я пообещала ему еще раз, ну, в Уфе, чтоб был стимул ехать. Но он ведь не сможет, парню не двадцать лет. Мучиться будет, страдать, травма на всю жизнь. Не сто́ит, да?
