Чувства на салфетке

Нет, эта брюнетка вовсе не была какой‑то особенной. За душой у Кары не скрывалось никаких загадок и тайн, способных выделить её миловидное личико из толпы. Ничего примечательного и удивительного. Или… Разве что, только на первый взгляд, эта юная неопытная школьница не обладала никакими скелетами в шкафах. Был у этой юной леди один маленький секрет, о котором бедняжка сама не могла догадываться. Даже не то, чтобы догадываться. Она знала о нём, конечно знала, но сумела убедить себя в том, что это ложь. Что такого с ней никогда не было, а если и было, то только в состоянии сонного паралича. Этот, своего рода секрет, хранился далеко в глубинах подсознания мисс Джефферсон, затаившись там подобно дремлющему вулкану. И он так и был бы окутан вечным сном, если бы не череда страшных событий, которые случились с Каролиной осенью две тысячи десятого года.

Кара родилась в Лондоне и воспитывалась в семье детского психолога – Ховарда Джефферсона и, в прошлом, помощницы судьи Апелляционного суда Англии и Уэльса – Эйприл Джефферсон, превратившейся из умелого юриста в алкозависимую продавщицу придорожного маркета. Девочка, так же как и её, далеко не самые лучшие, родители, не имела никаких выдающихся талантов, но была чертовски красива, хоть и не признавала данного факта вовсе. Серая, но прекрасная мышка, незаметная богатеньким и избалованным ровесникам, что окружали её повсюду. В особенности, в школе. И хоть Кароль была всегда робкой и неуверенной в себе девушкой, обладавшей при этом противоречивой раскрепощенностью и острым языком; её никак нельзя было назвать обыкновенной и списать со счетов. Окрестить невидимкой, коих в английском обществе бесконечное бессчетное множество. Существование этой темноволосой особы было бы глупо счесть бесполезной тратой времени. И поэтому Каролина ещё заслужит Вашего удивления, уж поверьте мне.

Высоко подняв руки к потолку, юная леди потянулась и сладко зевнула. Так не хотелось отпускать приятные сны, но сварливая мать, давно ожидающая девочку внизу, не давала вернуться в царство Морфея и в сотый раз во сне встретить Его.

Дерик. Рик. Ублюдок Бломфилд. Таракан. Дерс. Напыщенный засранец. Лучший парень на свете. Наглый урод. Мажор на бэхе – как только она не называла его в голове. Это короткое имя въелось под корку, мешая девочке вспоминать о том, что она уже сложила в сумку, и о том, что ещё предстоит туда поместить. Дерик Бломфилд затуманивал здравый рассудок школьницы. Был тем самым предметом обожания, про которого пишут в каждой глупой и сопливой книжке. Этот парень превращал все волнующие и умные мысли в гремучую смесь и не давал бедной девочке даже размеренно дышать. Несчастная всё лето думала лишь о нём одном, с наивной улыбкой представляя, как они вместе тешутся в лучах заката и рассвета; как морские волны ласкают их загорелые тела и как шумит у их ног, необъятный даже разумом, высокий водопад. Этот юноша был миром, в котором наша, холодная на первый взгляд, особа тонула с головой, не имея надежды выплыть. И на то была весомая причина.

Именно поэтому Джефферсон так боялась возвращаться в пансион. Она вовсе не хотела видеть объект своих чувств с давней пассией; не собиралась молча глотать ревность и закатывать глаза, пытаясь не позволить слезам пробиться наружу. Кароль ненавидела себя за эти чувства, но всё равно не в силах была подавить их.

И кто бы сомневался, что этот молодой человек был первым красавцем школы. Подтянутое тело, притягательный взгляд, зияющая улыбка, бездонные золотисто‑карие глаза, ухоженные светлые волосы, дорогая модная одежда, вот‑вот сошедшая с подиумов Милана – всё это сводило, живущих в пансионате, воспитанниц с ума. И Каролина оказалась далеко не исключением. Дерик раздражал её до нервозной трясучки пальцев, до боли в животе и чёртиков в глазах – но всё вышеперечисленное порождала в ней лишь высокая и истинная любовь.

Во всяком случае, Кароль так наивно думалось до встречи с тем мужчиной, что в корне изменил её спокойную, бедную, лишенную надежд на взаимность, жизнь.

Каролина не была похожа ни на одну девушку, обучающуюся в стенах «Клейсмора». Эта сумасшедшая особа с тёмными каштановыми, практически чёрными, волосами, изумрудно‑зелёными глазами, тонкой изящной талией и неординарным личным стилем, каждым движением отличалась от пассий Бломфилда. И, разумеется, никогда не смогла бы стать одной из них.

Кароль попросту ненавидела себя за то, что столь слепо велась на пустую красоту одноклассника, да и за то, что действовала подобно этим разукрашенным пустышкам, что толпами бегали за Дериком. Но в одном Джефферсон всё же была умнее соперниц – она никогда не показывала блондину своих чувств. Как минимум, в истинном их воплощении. А он, в свою очередь, никогда и не догадывался что она чертовски в него влюблена. Так, чтобы прям по‑настоящему. Так, чтобы рисковать жизнью ради другого человека. И так, чтобы прощать даже самые страшные и непростительные согрешения объекту своих чувств. Но это не меняло сути происходящего – Кароль страдала от безответной, на первый взгляд, любви и всюду искала лекарство от неё. Но пока безуспешно.

А за окном едва гуляла осень. Первые жёлтые листья спешили встретиться с землёй, чтобы произвести на свет последние вздохи. Этот путь окончен и так от сердца отлегло. Они прощаются с нами теперь, увы, навсегда. До новой весны. Их лёгкие измученные тельца больше не увидят солнца, не изопьют утренней росы, да не станут любоваться своими сочно‑зелёными «нарядами». Да и будет ли вообще новая весна?

У Кары это дождливое и красно‑желтое время года всегда ассоциировалось с глубокой старостью. Осень – наши преклонные года, время, когда мы незащищённее всего, слабее, чем были вообще когда‑либо в жизни. Но скоро зима – милая маленькая смерть, покой, пустота. И тогда всё закончится. Нужно только чуть‑чуть подождать.

Смешно и глупо говорить о том, что никто из воспитанников пансиона «Клейсмор» даже не знал о ранимости Каролины, но это так. От правды не убежишь. Ни один из них и представить себе не мог, как это темноволосое создание упивается слезами в пустой комнате и терзает тонкие запястья лезвием, потому что также как и они питает любовь к главному сердцееду окружения.

Больнее всего быть влюблённой в человека и осознавать, что его сердце отдано другой. Каролина Джефферсон медленно умирает, глядя на тебя, глупец. Она воет и ноет, тихо лишает себя жизни. Почему ты не видишь её любви? Почему выбираешь этих пустышек? Чем они лучше её? Вот чем? Грудь у них, ясное дело, побольше (что спорно), ноги длиннее и худее, а одежда и обувь дороже; но это, отнюдь, не повод для того, чтобы не замечать нормальных девушек и быть с этими жалкими подделками. Такие «куклы» не умеют любить. Грязная постель – все их увлечения и навыки. Мне жаль подобных особ всем сердцем. Без капли лжи, именно жаль. Но даже эти прекрасные зомби живут гораздо счастливее девушек вроде нашей героини. У них есть всё – парень мечты, дорогие машины, туфли на шпильках, кружевное бельё, выбор с кем переспать и огромный гардероб. А вот простушки вроде Каролины лишены этих прелестей жизни. Они только и могут, как курить и надеяться, что однажды их полюбят.

Но это всё эмоции, жалкое обличие, которое нужно откинуть на задний план. Отныне и навсегда, Кароль для себя усвоила – стоит научиться безразличию и всё станет гораздо проще. Но как этого добиться, она ещё не придумала.

Гулко хлопнув дверцей, Кара покинула старенький автомобиль матери и аккуратно водрузила сумки на плечи. Взору предстал давно знакомый школьный пейзаж. Девочка глубоко вздохнула и, сама не зная зачем, робко помахала Эйприл, что была готова уже тронуться с места в обратный путь. Мать никак не отреагировала на её сухое прощание и накрыла девчонку клубами выхлопных газов своей полуржавой посудины. Джефферсон вновь с грустью вздохнула, после чего двинулась в сторону кампуса, марая дорожной пылью потертые ботинки, мало напоминающие удобную и практичную обувь.