Девушка с Рублёвки. История о любви в забавных обстоятельствах

– Извините!

– Вы Лариса? – придержал мужичок меня за рукав.

– Ну, допустим, – выдернула я руку. Не хватало мне ещё приставаний на улице!

– Садитесь, поехали, – кивнул мужичок в сторону серого «Жигулёнка», откуда выглядывал зверского вида водитель.

– Куда поехали? – попятилась я. Мамочки мои, что это? Углов, что ли, каких‑нибудь рэкетиров на меня наслал?

– Обедать поехали. Я Виктор Алексеевич. И если хотите со мной работать, впредь не опаздывайте.

– Я ровно в час пришла, – пробормотала я, ошарашенная неожиданным превращением рэкетира в начальника. Но тот меня уже не слушал, а шёл к машине смешной походкой вперевалочку.

Обед в соседней столовке, – в трёх шагах, не понятно, зачем туда на машине ездить, – мой потенциальный шеф предложил мне выбрать и оплатить самой. Я ограничилась компотом и салатом из капусты. И уже к концу обеда, посмотрев, как он ест, оставляя на усах капли соуса, как отрыгивает, отвалившись на стуле, как важничает, перечисляя мои будущие обязанности и похлопывая по столу широкой ладонью с пухлыми короткими пальцами, поняла: как мужчина мне мой потенциальный шеф не нравится совершенно. А вот как работодатель… Зарплату хорошую обещает. Что же, ладно. Поработаем.

Работы, кстати, оказалось не так уж и много. Отвечать на звонки и отсекать нужных людей от ненужных – тех и тех можно было по пальцам пересчитать. Набирать на компьютере приказы, которые мой шеф писал вполне разборчивым, хотя и корявым почерком. Вызывать к нему в кабинет нужных сотрудников – самостоятельно снять трубку и пригласить их он почему‑то не хотел, видимо, из‑за каких‑то своих соображений о субординации. Самой главной и основной моей обязанностью было ухаживать за шефом. Варить ему кофе, бегать за булочками, отправлять водителя за газетами, разогревать в микроволновке обед и подавать в кабинет. Оберегать его покой, когда он после этого обеда дремал на диванчике и врать всем входящим, что босс работает над номером и просил не беспокоить.

Над номером он, кстати, работал очень странно. Я, конечно, никогда прежде в издательствах не трудилась, сравнивать мне не с чем, но всё, что происходило на так называемых летучках, имело отчётливый привкус фарса. Летучки Пенкин проводил один раз в две недели. Собирал главного редактора, ответственного секретаря, двух штатных журналистов. Меня звали вести протокол. И не меньше часа эта компания обсуждала, как движется работа над номером. Редакторы и журналисты предлагали темы статей, Пенкин разбивал их в пух и прах. Мол, кому это интересно, только идиот может читать такое. А вот если написать о том‑то и том‑то… И он на голубом глазу пересказывал ту же самую идею, разве что другими словами. И сидел счастливый, в полной уверенности, что вот он как хорошо придумал, не то, что эти балбесы.

Редакторы и журналисты предлагали заголовки к статьям – Пенкин опять с удовольствием отвергал чужие идеи, выдавая взамен свои перлы. Иногда, действительно, приемлемые. А иногда – полный кошмар. Я, конечно, не журналист, но я читатель. И если я прочту в журнале заголовок «Дефлорация отменяется», то дальше читать не стану. И попробуй меня убедить, что это о пользе раздельного обучения в школах. Короче говоря, пришла я к Пенкину в марте, и уже к середине апреля, попав пару раз «под раздачу», когда он устроил мне разносы из‑за какой‑то фигни, явно срывая своё плохое настроение, чётко поняла, что он за человек. Капризный, не уверенный в себе, не очень понимает, как выстраивать отношения с людьми. Но, в общем и целом, вполне терпимый с учётом зарплаты на испытательный срок и тем более – после испытательного.

Интересно, сколько теперь мне потребуется времени на дорогу до офиса? Надо завтра пораньше выехать. То, что я должна являться на работу строго в девять тридцать, было у Пенкина тем ещё пунктиком. Хотя он сам не всегда являлся в офис точно в это время. Но если уж являлся, да ещё чуть раньше меня… Однажды я пришла в девять сорок пять. На улице была мерзкая погода с дождём и ветром, у меня сломался зонт, я замёрзла, промокла, очень мечтала прийти и заварить себе горячего чаю… Пришла, и огребла нотацию на двадцать минут. Шеф долго и подробно рассказывал мне, как важна дисциплина в редакции, что дисциплина эта начинается прежде всего с меня, личного помощника генерального директора, и что если я буду себе позволять такую расхлябанность, то и все остальные начнут являться на работу к обеду, а там, глядишь, рухнет весь так тщательно отлаживаемый им, Пенкиным, издательский процесс. (Ха, процесс! Первый номер журнала всё никак не выпустит!). Спорить, доказывать и что‑то объяснять было бесполезно – человек наслаждался разносом. Поэтому я слушала, кивала, чувствовала, как стынут пальцы в подмокших ботинках, и гадала: простыну, или обойдётся?

В принципе, обошлось. Может, успела вовремя переобуться, может быть, чай помог горячий, возможно – таблетка аспирина, которую я раздобыла, пробежав по полупустой редакции (народ, как правило, подтягивался не раньше двенадцати) и обнаружив раннюю пташку, – Сан Саныча, редактора одела политики, очень запасливого человека. В общем, с тех пор я стараюсь не опаздывать – вдруг Пенкин уже на месте и кровожадно поглядывает на часы?

От Крылатского до Бибирево метро домчало за полтора часа.

– Обои по специальной цене, распродажа! – сунула мне листовку тётка на выходе из метро. Ну конечно! Надо сейчас не в квартиру за вещами идти, а пойти прицениться к обоям.

Огромный торговый комплекс, где торговали мебелью и стройматериалами, возвышался буквально трёх шагах от метро. За пару месяцев моей жизни в Бибирево у меня всё не было повода туда зайти. А теперь, вот, появился. Я пошла к ближайшему входу и наткнулась взглядом на скучающую тётку с табличкой на шее: «Ремонт квартир и офисов. Недорого».

– Скажите, а сколько это, недорого? – притормозила я.

– А что у вас? Квартира, офис? – оживилась тётка, вмиг стряхнув с лица сонное выражение.

– У меня двухкомнатная «хрущёвка», нужно побелить потолки, поклеить обои, отремонтировать дверь входную. И, наверное линолеум постелить.

– Вообще‑то такая работа не меньше трёхсот тысяч стоит… – протянула тётка, следя за выражением моего лица. Реакцию мою уловила и радостно добавила:

– Но вам мы сделаем за полторы сотни!

– Спасибо, я подумаю, – поёжилась я, убегая от тётки внутрь комплекса. Сто пятьдесят тысяч! За поклейку обоев! За максимум неделю работы! Может, в штукатуры‑маляры податься?

Я остановилась возле широкой лестницы на второй этаж и осмотрелась. Интересно, где эта секция с обоями? Что в листовке, написано? А‑14. А что над той секцией, наискосок от меня? А‑13. Значит, где‑то здесь.

Обои оказались роскошными и безумно дорогими. Но красивыми, что есть, то есть.

– Молодой человек, а где же тут у вас распродажа? – тормознула я парнишку в красном жилете, деловито спешащего в сторону керамической плитки.

– Распродажа? А, вон там, – махнул он рукой куда‑то в угол и позвал:

– Мэри, подойди! Покажи девушке обои с распродажи.

Смуглая Мэри повела меня за стенд с роскошными и дорогущими образцами. Там не менее прекрасные обои демонстрировали ценники с вдвое сниженной ценой.

– Вот, пожалуйста!

М‑да… Хороши, конечно, но и так дороговаты. Я хоть и сбираюсь ремонт в счёт квартплаты делать, но денежки‑то придётся свои кровные выкладывать.