Дикарка. Любовно-эротический роман

«Сердечный друг» взглянул на меня с недоумением, но тут же сориентировался: конкретнее так конкретнее.

– Площадка не бог весть какая: клуб какой‑то дышащей на ладан фабрички. Три ансамбля, мы познакомились совсем недавно, на фестивале, решили организовать концерт вместе, свести воедино наших фанатов. Обзвонили кучу народа – думаю, зал будет полный. Послезавтра в 18:00. Ты одна будешь?

Я всё поняла. Что ж, дело святое, надо помочь парню, а заодно сам собой решится вопрос: появится повод пригласить его потом к себе в гости.

– Попытаюсь уговорить редактора, чтобы дал оператора в помощь, если не разрешит, приглашу пару‑троечку знакомых журналистов, может даже кого‑нибудь из скаутов, ну тех, кто на подхвате у продюсерских центров крутится. Что‑нибудь придумаю, не сомневайся. Считай, мы обо всём договорились.

Я понимала: Димка сгорал от нетерпения – то ли к жене удрать под крылышко, то ли с ребятами радостной новостью поделиться.

– Ладно, ты иди, – сказала я, – а мне ещё пару‑троечку звонков надо сделать, потом вернусь обратно в студию, меня только на час отпустили. Рабочий день у нас чуть ли не до полуночи. О счёте не беспокойся, у меня здесь карточка льготная, сама расплачусь.

Соврала, конечно.

Димка сбежал окрылённый, а я решила, почему бы мне не поужинать заодно? Тем более что надо было подумать и о том, как мне выполнить те неподъёмные обязательства, которые я на себя взяла, а заодно наметить план действий по «экспроприации экспроприированного». Справедливость во всех случаях должна была восторжествовать.

 

Глава 2

 

Взаимоотношения с психологом у нас как‑то сразу не сложились, пошли наперекосяк: я пришла к нему с явным предубеждением, смотрела чуть ли не с ненавистью, удивляясь, в чём состояла помощь Майи? Талончик, компьютер с введёнными через флешку данными, да ещё песочные часы, которые Кистенёв поставил на стол, сразу огорошив меня:

– Не обижайтесь, времени на приём у нас даётся максимум пятнадцать минут – постарайтесь уложиться, пожалуйста.

Сестра, крупная женщина, по возрасту далеко за тридцать, вообще занималась какой‑то писаниной, в мою сторону даже не посмотрела. Но деваться некуда было, и я в общих чертах нарисовала свою, довольно мрачную на мой взгляд, картину.

Видя, что продолжать в том же духе я могу долго, постепенно входя в раж, врач‑грач вынужден был прервать меня.

– Хорошо, Яна, давайте определимся сразу: помимо психолога, к которому вы сейчас обратились, существуют ещё другие специалисты: психотерапевт, психоаналитик, психиатр. Разница состоит в том, что психолог, то есть я в данном случае, работает со здоровыми людьми: он не может ни курс лечения назначить, ни даже таблетки какие‑нибудь прописать. Только поговорить, дать дельный совет; если удастся – помочь выйти из затруднительного жизненного положения. Определитесь сразу: вам нужно лечение или достаточен такой вариант?

Я еле сдержалась, но всё‑таки выдавила из себя:

– Я здорова, никакие таблетки мне не нужны.

«Генаша» кивнул.

– Хорошо. Тогда давайте проанализируем ситуацию. Вам кажется, что всё дело в вашем бывшем возлюбленном, но я считаю: у вас нет никакого права называть его предателем. Вам не приходило в голову, что причина может быть в вас самой? Парня вашего можно понять: он легкомысленен, но современен. Можно добавить сюда ещё массу поклонниц, которые у него наверняка имеются, а с ними и кучу соблазнов. Вы же воспитаны совсем по‑другому: в строгости, принципиальности, с обострённым чувством справедливости, вам трудно объективно отнестись к такому человеку – какой‑никакой, но всё‑таки творческой личности. Я уже не говорю о том, чтобы его удержать. Ваши родители, случайно, не военные?

Я разозлилась не на шутку.

– Да, меня так воспитали. И чем вам, интересно, военные не угодили? Мои родители прожили вместе почти тридцать лет, и у отца никогда даже в мыслях не возникало сходить налево. В чём конкретно было моё упущение? Я должна была под своего парня лечь? Но Димка не такой, вы его не знаете, даже видеть не видели, как вы можете о нём так рассуждать? Мы с ним вместе решили: до свадьбы «ни‑ни»! Вместе, понятно вам? И что, после этого он, по‑вашему, не предатель?

Маэстро пожал плечами.

– Значит, со свадьбой слишком протянули. Надо было раньше пожениться. Хотя… может вам и повезло: измену после было бы гораздо труднее перенести.

Я была на грани истерики, вскочила со стула. «Геннадий Игоревич» вовремя угадал моё состояние и протянул мне клочок бумаги.

– Всё, на сегодня ваше время истекло. Если надумаете, приходите снова, а нет – просто верните талон в регистратуру. Там его кому‑нибудь другому отдадут.

 

Сказать, что я была разочарована своим визитом к Кистенёву, означало ничего не сказать. Я была в ярости, пылала возмущением. Разумеется, не удержалась от того, чтобы не выплеснуть свои эмоции Майе: больше просто некому было. Та не знала, что мне ответить, так как не имела никакой другой информации помимо моей, но пообещала всё исправить.

Во время второй встречи, на которой по уговору мне выделили достаточно времени, чтобы разобраться в проблеме, сестра проявила тактичность и куда‑то удалилась, оставив нас с Генашей наедине. Но что‑то мне не везло в последнее время: буквально в самом начале приёма в кабинет неожиданно ворвалась какая‑то сумасшедшая баба (как впоследствии выяснилось, жена Геннадия Игоревича) и начала с ходу выяснять с ним отношения. В итоге визит свёлся к сцене дикой ревности, когда разбушевавшаяся «мадам» попыталась прогнать меня из кабинета, а я проявила неожиданное упорство и наотрез отказалась её прихоти подчиниться. Моё поведение привело мегеру в бешенство, и всю свою злость она перенаправила на меня, набросившись с кулаками.

– Ага, так это ты, гадина, и есть? Вот с кем мой кобель, оказывается, шуры‑муры здесь крутит! Ну, я тебе сейчас глаза‑то выцарапаю!

Я с трудом успела увернуться, но долго не продержалась бы, силы были слишком не равны. Спасла меня медсестра: она обхватила истеричку сзади, да так и держала её, отчаянно сопротивлявшуюся, пока по звонку не пришла другая сестра, из процедурной, и всадила ревнивице успокоительный укол.

Лекарство помогло, и разгневанную донельзя фурию подоспевшие охранники выдворили под локотки сначала из кабинета, затем и вовсе из поликлиники. Естественно, мне было уже не до приёма, я охотно уступила своё время следующей пациентке. Кистенёв отнёсся к моему решению с пониманием, сам проявляя олимпийское спокойствие: наблюдать подобные срывы ему, как видно, было не впервой.