Дирижер. Тайны Изнанки

Наутро обнаружил, что встал не первый – супруга уже хозяйничала на кухне. Обычно я встаю раньше всех и, наспех перекусив, убегаю. Как сонная амеба я доплелся до кухни, потирая глаза.

– Привет, – вздохнул я, глядя на Лизу.

– Доброе утро. – Она улыбнулась, оставив на моей щеке утренний поцелуй, и отбежала к плите. – Выспался? Ты вчера так поздно засиделся за разучиванием, не стала тебя отвлекать, думала, тебе важно закончить. Ты был такой серьезный и сосредоточенный, – объяснялась она, что‑то помешивая в кастрюле на плите.

– Спасибо, что поняла. – Я кивнул и решил уточнить: – А ты когда легла, я еще работал?

– Почти половина первого была… – Лиза отвлеклась и посмотрела на настенные часы над плитой. – Да, около того. Я включила на ночь послушать аудиокнигу. Ты сидел в гостиной, я тебе сказала, что ухожу спать. Ты кивнул, и я ушла. Заснула прямо за прослушиванием аудио, даже не могу сказать, в котором часу. А ночью у Ариши разболелся зуб, и она пришла к нам. Это уже ближе к четырем было. Ты крепко спал, не проснулся. Я ей дала обезболивающее, с ней посидела, пока она не заснула, и вернулась спать.

– Ясно. Говоришь, зуб у Ариши разболелся? Давай отвезу вас сейчас, перед театром, к стоматологу, какие проблемы? – Я развел руками, с трудом подавив зевок.

– Я хотела тебе это предложить. Скоро будут готовы каша и сметанник, – Лиза посмотрела на меня и включила электрочайник.

Полусонными глазами я посмотрел на кастрюлю, где варилась рисовая каша, и перевел взгляд на мультиварку, из которой исходил аромат творожного бисквита. Мигнув, я зашагал в сторону ванной.

Душ – идеальное место, чтобы поразмышлять. Порой балую себя рассуждениями о смыслах. В этот раз думал слишком долго, так что чуть не подвел семью. Все мысли заняты ночной историей. Проснуться от контрастного душа не удалось, я всё еще чувствовал себя подавленным. Очнулся, когда в дверь страшно забарабанили маленькие ручонки дочери и ее же голос завопил на весь дом:

– Папа! Мама сказала, чтобы ты скорее выходил и поторопился!

Ничто не бодрит лучше визга собственного чада. Через пятнадцать секунд я уже был на кухне. Не успев сесть за стол, запихнул в рот кусок сметанника и чуть не подавился. Пока откашливался, пока Лиза била меня по спине, я читал состав кофе, который пил на ночь. Хм, среди ингредиентов нет каких‑то запрещенных препаратов, вызывающих галлюцинации, помешательство и иные психические расстройства. Что ж, разберемся позже. А сейчас надо быстро позавтракать, чтобы успеть отвезти моих девчонок к открытию детской стоматологии. Дочке пришлось жевать кашу на одной стороне, чтобы меньше раздражать молочный зуб. Я в два счета проглотил свою порцию рисовой и кружку кофе, что должно меня взбодрить, обжег язык и пошел одеваться, чтобы выбежать на улицу заводить автомобиль.

В салоне стояла парилка после достаточно теплой безветренной ночи, и я поспешил опустить стекла со всех сторон, впуская маломальскую утреннюю прохладу. Уже сев за руль и повернув ключ, посмотрел по сторонам, оглядывая двор и людей, вышедших из подъездов и идущих на работу. И тут меня словно обухом по голове ударили. Прямо перед моим авто в нескольких метрах впереди прошел Милиан! Ба‑бах! Вот так номер! Все чувства внутри меня мобилизовались, я резко очнулся и, сам не понимая, что делаю, выскочил из машины, быстрым шагом направился вслед за старичком, не спуская с него глаз. Едва я прошел за ним пару метров, как дедок развернулся, что‑то высматривая в стороне от себя, и я понял, что ошибся. Это был не ночной магический гость, а просто пожилой мужчина, похожий на Милиана со спины. Лицо оказалось совершенно чужое. Я разочарованно вздохнул и вернулся к автомобилю. Только подойдя к водительскому месту, увидел, как из подъезда выходят Лиза с Аришей.

Всю дорогу супруга заостряла внимание на ночной зубной боли нашей дочери. Я был рассеян и не слушал ее, автоматически следуя дорожным знакам, глубоко погруженный в мысли о путешествии в Изнанку. Так я проехал нужный поворот на стоянку возле стоматологии и потому пришлось объезжать лишний квартал, чтобы развернуться и подъехать с другой стороны.

– С тобой всё в порядке? – поинтересовалась Лиза, когда мы остановились, внимательно на меня посмотрев.

– Плохо спал. Прости, если кажусь странным, – признался я, поджав губы.

– Надеюсь, водоворот музыки тебя вылечит. Хорошего дня! – Лиза улыбнулась и вышла из машины, отстегивая Аришу из детского кресла.

– Пока, пап! – Дочка замахала обеими ладошками моему отражению в зеркало заднего вида, пока ее не вытащили из салона.

– Пока, зайчонок, будь умницей, ничего не бойся! – напутствовал я дочь, повернувшись к ней.

Едва двери в салон за моими девочками захлопнулись, я быстро стартанул и помчался к театру. Быстрее бы до него добраться. Там я точно буду излечен. Там мои друзья: Чайковский, Прокофьев, Верди. Там оркестранты не заставят себя долго ждать быть отутюженными моими замечаниями. Сегодня разучиваем и отрабатываем новые нотные страницы будущей осенней премьеры, что откроет очередной театральный сезон в сентябре. Пора углубляться в материал по полной. Тем более это мой большой дебют: первая постановочная работа в должности главного приглашенного дирижера. Потому нужно не подвести ни творческий коллектив, ни руководство. Потому надо сосредоточиться на предстоящей работе и не дать себе раскисать и расслабляться. Ну и что, что спал меньше четырех часов! Адреналин подействует в нужное время.

Адреналин не подействовал. Обычно я быстро творчески расхожусь и меня бывает не остановить, из всех жил все соки повыжимаю из музыкантов и себя, лишь бы качество исполнения было отменное. Но сегодня такого не произошло. Я не представлял, чего ждут от меня инструменталисты. Я не понимал, как мне лучше работать. Я был растерян, из‑за этого становилось страшно, что могу потерять свое исполнительское лицо, потому действовал таким темпом, чтобы не дать расслабиться ни себе, ни оркестрантам. Поначалу всё шло стройно и ровно, а потом начали сбиваться – кажется, я всех сильно загонял в попытках убежать от преследующих меня мыслей о волшебстве и магии. За маской рьяного исследователя новых нотных страниц я старался укрыть образ уставшего, потерявшего силы человека. И, кажется, выходило всё до наоборот. Я стал злиться на себя, что уже поздно менять тактику, и часто поглядывал на часы. Время текло страшно медленно, оно размазывалось как кисель, как манная каша с комочками по поверхности стола. Мне очень хотелось, чтобы занятие закончилось. Оставались еще вечные двадцать минут. И именно за эти двадцать минут до конца утренней работы с музыкантами случилось нечто поразительное, что заставило меня паниковать и радоваться одновременно.