Дневник Джессики
Мэнсорт… Отвратительное место. Это был средний город для «среднего» человека. Мы переехали сюда, неподалеку от Уоквента, вскоре после недавних событий. Тут были дома повыше, школ побольше, маньяков‑серийных‑убийц‑педофилов поменьше – мне уже нравилось. Но место отвратное своей бесперспективностью.
Лето прошло незаметно за переездами и ссорами родителей насчёт всякой мелочи. Мне пришлось забыть всё, что было в Уоквенте, потому что этого не было.
Это всё моя выдумка, на фоне стресса из‑за ссор родителей. Так мне говорили. Так меня заставили думать. Но и чёрт с ним.
Запахло чем‑то вкусным. Наверное, мама что‑то уже готовила
– Питер, вставай. Пит, подъём, проспишь школу. – кричали мне из кухни.
– Отличная идея. Мне нравится, – сказал тихо я и повернулся лицом к стенке.
– Что? Говори громче, тебя не слышно!
Я не ответил.
Как бы там ни было, вставать пришлось. Я медленно поднялся. Медленно, потому что это было весьма и весьма тяжело. Сунул ноги в тапочки, пополз в ванную умываться. Мне было восемь лет, а значит, я уже супервзрослый. А что делают супервзрослые восьмилетние? Каждое утро встают и идут в школу. Рутина, скука, тлен, тоска.
Я бы с радостью начал день со стакана молока, но от него у меня болел живот. Смирившись с данностью жизни, просто сделал чай. Мама приготовила омлет и тосты, вполне аппетитно.
– Как дела в школе? – спросила Джесс, усаживаясь с трудом на высокий стул, лохматая, в пижаме, только проснулась. Мама начала мыть посуду. У
Джесс недавно отвалился зуб, поэтому она очень забавно задирала, даже оттопыривала верхнюю губу, когда говорила.
– Я там ещё не был. Как схожу, расскажу. – Джесс нахмурилась и начала жевать тост, осыпая всё‑всё вокруг хлебными крошками и чавкать. Я посмотрел на неё с жалостью и встал из‑за стола.
– Что ты там бубнишь? – Мама всё ещё мыла посуду.
– Да так… – почему‑то справедливость – это не про эту семью. Я учился, а Джесс нет. Какое ей‑то дело до моей учебы? Но стоило мне что‑то сказать ей, как все начинали на меня смотреть как‑то странно. Будто удивлены тем фактом, что я могу и не отвечать по строгой форме. Я порывался сам помыть тарелку.
Конец ознакомительного фрагмента