Дневник Джессики

Ко мне подошла мой учитель, мисс Каарт. Приятная женщина, я бы даже сказал, девушка. Она всегда с большим уважением относилась ко мне и называла уникальным. Всё дело в том, что я почему‑то осваивал весь материал быстрее остальных учеников, для шести лет.

– Питер, все хорошо? Ты сегодня сам не свой. Может, тебя отпустить домой? – она мягко подсела ко мне и приобняла за плечи.

– Нет, спасибо. Домой я как раз не хочу, – ответил я и уставился на зеленую траву.

– Проблемы? – мисс Каарт всегда задавала правильные вопросы. Тебе как бы и не надо было говорить, она будто все и так понимала.

– Почему люди становятся такими глупыми с возрастом? – я сверлил взглядом газон. – Не видят простых решений… проблем?

– О, Пит, знаешь, это весьма сложный вопрос. Я думаю, ответ на него придёт к тебе с возрастом и опытом.

Ответ, кстати, так и не пришёл. Вместо него пришла привычка привыкать к таким людям.

– А если ответ придёт в том возрасте, когда я сам стану таким же? – я бросил на неё пронзительный взгляд ребенка. Она мягко улыбнулась, будто объясняла малышу, почему небо голубое, а трава зелёная.

– Я думаю, тебе это не грозит. Иди‑ка ты домой сегодня. Я тебя отпускаю.

– Спасибо, мисс Каарт.

Я забрал свой рюкзак из класса и медленно побрел в сторону своего дома. По пути решил заскочить к бабушке, там всегда была какая‑то уже готовая еда. Я шел максимально медленно – не было у меня сегодня настроения идти домой быстро.

На следующий день меня забирал после занятий отец. Но мисс Каарт, при всём её светящемся нимбе учителя от Бога, имела один большой недостаток – она считала, что исправить можно кого угодно в вопросах воспитания.

Она была молода, гуманна и в некотором смысле, как уже сейчас я понимаю, амбициозна. Это очень хорошо для большого города, однако для маленькой деревни в шестьдесят домов и очень консервативных людей это было сродни рыжим женщинам во времена Инквизиции. Они на генетическом уровне не воспринимали ничего, кроме собственного мнения.

Именно по этим причинам я смотрел на то, как сейчас мисс Каарт отчитывает моего отца по некоторым вопросам воспитания, а мои колени так и стонали, предчувствуя глупое животное непонимание отца и такие же методы. Это был настоящий факап. Он то и дело бросал на меня суровый взгляд.

С одной, нормальной стороны, меня не за что было наказывать, но с другой, вы его не знаете ни черта. Я увидел, как он разворачивается и идет ко мне. До этого я слышал обрывки фраз по типу «не стоит выносить ссор из избы и учить мальчика ссориться с женой… чтобы ребёнок этого не слышал… Вы же понимаете, как… И сами были ребёнком… Ну почему сразу неженка?!».

– Пойдём.

Он был как никогда краток и категоричен. Я сделал вид ещё до его прихода, что мои шнурки безумно интересны моему вниманию, однако он просто взял меня за ворот рубашки и потащил в машину. Резко и черство, как и всегда.

– А теперь скажи, какого черта ты всем в школе рассказываешь, что творится у нас дома, ты трепло?

– Я всей школе ничего не рассказывал, – сказал я, насупившись.

– Если бы не рассказывал, я бы всю эту ересь не выслушивал сейчас. Дома поговорим, нытик. Давай, скажи: «Да папа, я нытик и больше так не буду». Ну? – я смолчал.

– Тебе сейчас вмазать или дома? Я не слышу!

– Я больше так не буду, – тихо сказал я и уткнулся в стекло. Всяко интереснее того, что меня ждало дома.

А дома меня ждала соль. Самая обычная пищевая соль. На заботливо расстеленной газете лежало около полкилограмма соли. Знаете, чем отличается какая‑то крупа или кукуруза от обычной соли? Да тем, что эти чёртовы кубики соли очень мелкие и въедаются в кожу! Жжение адское. Соль на рану, так сказать. Так я проучился полгода. Наступила весна.

Особняк, который я не смог посетить, не давал мне покоя. Все меня тянуло туда. Перед выходными я решил взять себя в руки. Что может быть хуже порки и соли два раза в месяц? К тому же я давно планировал побег из дома и считал этот особняк неплохим вариантом временного места жительства. А еду можно было бы брать у бабушки, она бы меня не выдала. Короче говоря, я все максимально детально распланировал в своём воображении, но его необходимо было как‑то осмотреть. Поэтому я позвал с собой единственного человека, с которым мало‑мальски общался и у которого был свой велосипед – Еву Бронсон.

Ева знала много чего из моей жизни, но практически никогда не рассказывала о своей. Был вечер четверга, когда мы договорились на прогулке по пыльным улицам Уоквента съездить за озеро к «особняку». Нужно было всего лишь отсидеть два урока истории с мистером Исигуро.

Джеймс Исигуро – интересный персонаж в моей жизни, встречал я его всего‑то несколько раз. Последний был на кладбище, но об этом позже.

У него были узкие глаза и пронзительный взгляд. Что бы он ни говорил, это был потрясающий театр одного актёра. Он просто обожал историю и мог говорить о ней часами, но в какой‑то момент «перегревался процессор»: он зависал на минуту‑две, поправлял очки, а потом что‑то спрашивал.

Больше, чем историю, Исигуро любил только историю Уоквента. Именно с ним я и узнал об этом доме за озером. Исигуро всегда интересно рассказывал. Но бывали такие случаи, когда он говорил непонятно. А когда мы подходили с Евой к нему после уроков, он опять смотрел своими пронзительными узкими глазками, и в них я видел, что он понимает.

Что бы ты ни затеял, он понимает это и знает, чем все может закончиться. Но рот его говорил стандартные клише, поэтому театр одного актера расширялся и принимал новых артистов. Один говорит глазами, другой отвечает так же, глазами, а рты их задают вопросы по типу: «какая замечательная погода, не так ли?».

Напоминало игру в шпионов, в которую мы играли с Евой. Я всегда проигрывал. Возможно, потому что из женщин получается гораздо более интересные артисты или шпионы? Но это я уже потом узнал.

«В день, когда миру придёт конец, Вспомни, как он зарождался»

Пятница. День был солнечным. С утра я помог Еве с её тяжёлым рюкзаком, в виде набитого книгами пушистого белого кролика, а потом мы вместе двинулись в сторону школы.

На велосипеде Евы, на руле, вместо сигнального звонка, как у меня, был какой‑то невообразимый пучок разноцветных перьев и тряпок‑платочков. Я уже давно понял, что стиль – это про нее, но, как и для чего эта штука нужна, я, увы, не понял. Как говорила сама Ева, они очень забавно развевались на ветру, при скорой езде. Вот и всё.

– Не то, чтобы я не люблю мистера Исигуро, но иногда его уроки весьма скучны, – резюмировала моя подруга, когда мы, запыхавшись, ввалились в класс, опоздав минут на пять, но учитель опоздал сам, поэтому никто нам ничего не сказал.

– А по мне, это очень интересно.

– Ну это по тебе.

В класс вошёл светило мировой истории.