Дорога в Рай

В последний день на переговорах присутствовали обе делегации в полном составе – за огромным овальным столом сидело больше дюжины человек. Стол был уставлен цветами, фруктами и китайскими флагами. Рядом с Романов Викторовичем сидел профессор Цай – друг Николая Дмитриевича и живой свидетель стремительно уходящих в прошлое событий – культурной революции, культа Мао и борьбы хунвейбинов с ревизионистами (кто сейчас, вообще, помнит эти слова). В этих переговорах Цай играл на стороне гостей, да и сами переговоры без него, скорее всего, не состоялись бы. За несколько дней в Пекине Роман Викторович несколько раз гулял с профессором по вечернему городу и с огромным удовольствием слушал его рассказы – профессор прекрасно говорил по‑русски – о боевой молодости и временах культурной революции Мао Цзэдуна.

Своей командой в гостинице они готовились к последней встрече с китайцами весь вечер, но твёрдого понимания о границах возможного торга у них не было, поэтому Николай Дмитриевич взял всю ответственность на себя и собрался выходить на решение прямо в ходе финального разговора. Но надо знать жителей Поднебесной, встреча продолжалась уже больше часа, а они были всё также абсолютно невозмутимы и непроницаемы для наивных европейцев – для принятия решения Ткачу нужна была пауза. И он её мастерски получил. На глазах изумленного Романа Викторовича он просто заснул в нужный момент прямо за столом переговоров.

Ставка на традиционную китайскую вежливость и почтение к старшим по возрасту была им сделана безошибочно. За большим овальным столом сидели две делегации и смотрели на мирно спящего Николая Дмитриевича. Будить его никто не решался, а вопрос цены зависел только от него, это всем было понятно с самого начала. В конце концов, руководитель китайской делегации с большим уважением вздохнул и заговорил о дружбе между нашими народами. Тему дружбы обсуждали еще минут пятнадцать, до тех пор, пока Ткач не проснулся и не сформулировал чётко и аргументированно свои предложения по цене. На том и порешили – мастер, что тут скажешь.

Вот по дороге обратно из Пекина в Москву с Романом Викторовичем и случился приступ того самого липкого страха. Боинг 747, на котором они летели домой из Пекина, садился на родную землю в жуткую грозу. Огромный самолёт изрядно потряхивало, нервы у пассажиров были натянуты до предела, а перед самой посадкой в Шереметьево они попали в яростный порыв ветра, и пилоты, чтобы не промахнуться мимо полосы, ещё и заложили крутой вираж.

Самолёт резко накренился влево и ощутимо провалился в воздушную яму. Вцепившись руками в подлокотники кресла, Роман Викторович повернул голову в сторону сидящего рядом Николая Дмитриевича, чтобы разделить хотя бы с ним эти ужасные «последние» мгновения своей жизни. Генеральный директор с выражением детского удовольствия на лице доедал йогурт из бортового пайка. Раньше смерти не помрешь – пробурчал он насмешливо, не глядя на своего молодого соратника, и с явным сожалением слизнул последние капли лакомства с чайной ложки. Вот кто был настоящим эпикурейцем! Кстати, после разгрома первой «Нефтегазтехники» Николай Дмитриевич, несмотря на преклонный возраст, за несколько лет построил новое мощное предприятие, добился отличных результатов в производстве двигателей для бурения и очень вовремя продал его конкурентам по самой высокой цене. Но это предприятие целиком принадлежало уже только ему и Виктору. Ну, и совсем немножко, Роману Викторовичу.

Поработать в «Нефтегазтехнике» его, кстати, пригласил как раз Ткач‑младший. После школы он быстро выучился на инженера в политехническом и сбежал от строгого отца в Москву. Занимался там какими‑то спекуляциями, скоропостижно женился, обзавёлся кучей неприятностей, как на семейном фронте, так и на коммерческом. Первое было обидно, но обычно, а вот второе было по тем временам очень опасно. Стреляли тогда в Москве за долги легко и просто. Одного их общего знакомого, основавшего в первопрестольной издательство школьных учебников, убили прямо в лифте многоквартирного дома. Хотя, что могло быть безопаснее, чем печатать буквари и атласы по географии для пятых классов?

Узнав о московских неприятностях сына, Николай Дмитриевич был крайне обеспокоен и немедленно подготовил план по его спасению, состоявший из трех основных пунктов: эвакуация Виктора из Москвы в родной город, трудоустройство отрока под своё крыло, оказание ему помощи в создании новой семьи с проверенной кандидаткой на роль верной подруги. Все задуманное Николай Дмитриевич реализовал чётко, полностью и в установленные планом сроки. Кто‑то может посчитать его действия самодурством и отцовским деспотизмом, но зная, как дальше сложилась судьба младшего Ткача, Роман Викторович так не думал. В той конкретной ситуации план и, правда, был во спасение. В новой своей семье Виктор был счастлив, работа с отцом сделала его успешным предпринимателем, да и самостоятельным членом общества от отцовского вмешательства в личную жизнь он вовсе быть не перестал…

 

Глава пятая

 

В палату снова впорхнула Альбина, но уже не одна. Вслед за ней шли заведующая отделением Уткина и главный врач Алексей Константинович Галькевич. Большой, добродушный, с крепкими ручищами потомственного хирурга, он приветливо поздоровался и начал читать переданную ему историю болезни Романа Викторовича, бормоча в полголоса свою любимую присказку «прекрасно, чудесно, очень хорошо». С Алексеем Константиновичем они пару раз встречались на разных мероприятиях, а однажды даже вместе играли в преферанс на даче у заместителя губернатора. Совершенно некстати Роман Викторович улыбнулся, вспомнив, как во время карточной игры, собираясь взять очередную взятку, главный врач точно с такой же интонацией приговаривал «прекрасно, чудесно, очень хорошо». Увидев на лице больного улыбку, Галькевич оживился и стал уточнять, в каких дозировках назначены основные препараты. Половина слов и терминов была Роману Викторовичу не понятна, но эта медицинская тарабарщина, а главное исходящая от Алексея Константиновича добродушная вера во всё хорошее против всего плохого его очень успокаивала.

Стоявшая рядом с Галькевичем Альбина так преданно смотрела на него, что нетрудно было догадаться, кто является предметом её тайного женского обожания. Ещё бы, главный врач областной больницы, богатый, красивый, холостой. На рояле играет, как бог, вспомнил вдруг Роман Викторович. Он представил на месте Альбины свою дочку и невольно поморщился. Марина уже три года жила и училась в Лондоне, возвращаться домой не спешила, только присылала отчёты в виде фотографий и писем по электронной почте. Жена, постоянно летавшая в Лондон, знала, конечно, больше подробностей о жизни дочери, но рассказывать об этом мужу не торопилась, да и не общались они с Ритой давно уже по душам.

О том, что у дочери роман с молодым человеком, Роман Викторович узнал совершенно случайно и вовсе не от Риты, а от общих знакомых. Точнее, от жены своего школьного друга Женьки Рихтера. Тот уже много лет тоже жил в Лондоне, работал в Европейском банке и на всех фотографиях выглядел ухоженным и уверенным в своём пенсионном плане европейцем. Женька времён их школьной молодости был обычным советским мальчишкой, пионером и комсомольцем, верившим в победу коммунизма и участвовавшим в проведении политинформаций и ленинских часов. На первые роли в школе он никогда не выходил, учился без особого блеска, увлекался гандболом и марками.