Двадцать ноль ноль
Вика не любила ездить до Вышкино, по причине слишком неудобной дороги. Болотистая местность, низина, черёмухо‑тальниковые заросли. Гораздо приятнее подняться да хоть бы и на Сокольную гору, чем продираться сквозь кусты с великом, там, где под ногой чавкает даже в самую сухую погоду, а потом пилить по песчаной унылой дороге, до поворота, и через полуразвалившийся деревянный мост, пугающий своим скрипом от самых лёгких шагов. И потом в гору, конечно же в гору. Куда ж в этой местности без горы? На то оно и Вышкино.
Маленькое село, всего‑то один ряд домов. Найти нужный – не проблема. За дощатым забором гавкнула собака и хозяйка почти сразу открыла калитку, едва Вика успела постучать.
– Ой, Вичка, – обрадовалась тётушка, – заходи скорее.
А Вика нахмурилась от появления суффикса в своём имени.
– Я только отдать…
– Заходи‑заходи…
Ох уж это деревенское гостеприимство. Пришлось безропотно пройти на кухню. Маленькую и аккуратную, как и почти в любом деревенском домике. На деревянной этажерке громоздились сероватые стопки тарелок и цветастые кружки. Большое окно было задёрнуто узорчатым тюлем, что без конца танцевал от лёгких поползновений ветерка.
А на краешке стола лежали тонкие тетради и карандаш.
– Ну Ульяна, вечно свои книжки разложит и уйдёт, – женщина сгребла их в аккуратную стопку, переложила на лавочку у стены.
Книжки? – удивилась про себя Вика, глядя на зелёные, слегка пожелтевшие обложки школьных тетрадей. На верхней, там, где на разлинованном прямоугольнике по центру прилежные ученицы пишут имя и фамилию, было выведено: «Наброски к 2000. часть 1».
От того, что Вика аккуратно присела на другой конец лавки, стопка плавно поехала и, разлетевшись по полу, открыла взору и часть вторую, и третью, и далее по порядку, с загадочными пометками на уголках: «для 2000», «2000‑nova» и грозным предупреждением: «пока не читать!»
Пока Вика помогала собирать тетради, чайник решил закипеть.
– Ульянка наша – писательница, – женщина по‑доброму усмехнулась, – как знать, впрочем, может, что и получится, – чашка наполнилась ароматным чаем. – У девчонки на уме одни истории, целыми днями сидит да пишет.
Вика вежливо кивнула. Тётя Нина налила чай и себе:
– Вот бы напечатать и послать куда‑нибудь, – на столе появилась вазочка с клубничным вареньем, – компьютер нужен и этот… Ну как его?
– Принтер.
– Ага, принтер. Родители к осени деньги копят. А то ведь всё у неё в тетрадочках… Ну а как там бабушка?
– Всё хорошо.
– Я слышала в ваш дом молния попала. Как вы? Справились?
Вика пожала плечами:
– Ничего, только радио до сих пор не работает. И света в сенях нет.
– Ну надо же, вот ведь как бывает. Все под Богом ходим, – женщина замолчала, что‑то обдумывая. – Надо Уле про это рассказать, уж она‑то историю завернёт. Как ты считаешь, Вичка?
И снова эта препротивная Вичка. Хотя и её настоящее имя ничем не лучше, выпендрёж один родительский.
– Как хотите, – улыбка получилась вымученной. А в форточку ворвался порыв ветра, отчаянно пролистал верхнюю тетрадь до середины. Хрустящие листочки были исписаны предельно аккуратным почерком, и глаза сами ухватили несколько порций текста. Стало как‑то не по себе, и Вика даже зажмурилась от нечаянного подглядывания. А ведь автор просил пока не читать. Но даже не это вызвало целые острова мурашек на Викиной спине. Будто то, что там написано, было про неё.
А в памяти остался кусочек немного странного диалога:
«– Да, Вадос у нас спасатель, – хохотнул Паха.
– Спасатель?! – Вика была поражена совпадением.
– Ага, спасатель Малибу! – не на шутку развеселился Вадим. Вероятно, от принятого немалого количества пива».
Тетя Нина торопливо закрыла тетрадь и убрала всю стопку в шкаф. И это странное чаепитие, к счастью, закончилось быстро.
– Ну счастливо тебе, Вичка, – тётя Нина проводила девушку до калитки, – Бабуле привет передавай, – и протянула свёрток с чем‑то плотным.
– До свидания, – кивок был скромный, улыбка почти искренняя.
Вика поспешила быстрее уехать. А по дороге какие‑то мысли странные посыпались.
Вичка‑почтальон. Придумают же. Писательница у них Ульяна, ага. Я, может, тоже творческий человек, вон несколько песен написала.
Воспоминания о зимних репетициях, выступлениях, о Ромке и его предательстве прошли мимо сердца, не задев его даже краем печали, словно это было очень давно и не в собственной жизни, а в какой‑то дешёвой мелодраме.
А вот то, что Вика вычитала в тетрадке Ульяны слегка озадачило. Там ведь почти через строчку: Вика – то, Вика – сё. Хотя имя не такое уж и редкое. Да и вовсе не её, если честно. А те двое других? Вадос… Паха… Спасатели Малибу? Причём там спасатели, вообще?
А вот и ещё одна странность. Вот уж чудо из чудес!
Вика вернулась домой и застала брата в комнате. Валька сидел на диване с книжкой в руках. Да не какой‑нибудь детской книжкой, а с учебником по физике. Викиным прошлогодним, за девятый класс.
– И что ты там собираешься полезного вычитать? – надменно усмехнулась сестра.
– Да просто интересно, – не отрываясь от учебника, буркнул мальчик.
– Ну‑ка, чего это тебе там интересно? – Вика склонилась над книжкой, но братец быстро захлопнул её.
– Пойду погуляю лучше, – и исчез за дверью.
Вот чудак. Вика открыла книгу, легко потянув за обложку, так, что странички распустились веером и тут же улеглись.
У книг есть память, и, если предоставить им возможность, они откроются именно на той странице, которую недавно закрыли.
«Положение тела в пространстве. Системы координат», – с удивлением прочитала Вика. Странные интересы нынче у братишки…
День тянулся и тянулся, и никак не хотел кончаться.
А в огороде на клубничной грядке всё никак не хотели созревать две ягоды. Наливались белым соком, золотили свои семечки, но причин постыдиться всё не было…
В те самые долгие летние вечера, что тянулись перед днём Викиного рождения, солнце не торопясь, спускалось за горизонт. Утомлённо и расслабленно, словно нехотя, оно скатывалось за западный склон далёкого Северного Холма. А Вика любила его провожать, сидя на лавочке перед домом.
Сегодня грядка была прополота, посадки политы и длинный‑длинный вечер радовал мягким, уютным теплом.
