Двадцать ноль ноль

– Дима, приезжай к нам с бабушкой на лето, мы тебе всегда рады.

– Ладно, дед. Хорошо, я приеду. Как твой завод, работает?

– Работает, куда ж он денется? Привет маме и папе.

– А, ну пока, дедуль. Меня там мама зовёт. Да, передам. И бабушке от меня.

Николай Петрович повесил трубку. На душе было тяжело. Он давно не видел сына, невестку и внука. Никак после своего севера они не хотели выбраться из Москвы погостить хоть пару дней здесь в Высоково…

 

Вика чуть не подскочила на стуле – коленки не разрешили. В Высоково? То есть, даже с названием места действия заморачиваться не стала? Поместила всю историю в соседнее село и ладно? И неужели здесь речь идёт о том заброшенном заводе?

 

Вся следующая неделя была заполнена подготовкой, ежедневными тестами и проверкой всех расчётов.

Утро, несмотря на запланированный эксперимент, было спокойным. И удачным: техники высеяли из эфира новое сообщение. С датой всего через неделю – редкое везение. К девяти начала подтягиваться автоколонна с МЭСами. Из окна своего кабинета Николай Петрович насчитал шестнадцать машин.

Маловато, – подумал учёный, – снова пожадничали.

К назначенному времени все спустились в операционный зал. Подопечная как будто съёжилась, словно бы предчувствуя готовящийся эксперимент. По её покатым бокам тихо ползали фиолетовые молнии. И сама она из искрящегося шара, что ещё пару недель назад азартно потрескивал, подвешенный на протонных пучках, превратилась тусклое закатное солнце, красноватое с сиреневыми прожилками разрядов, плавно струящихся в её полупрозрачном теле.

– Александр, как самочувствие? – спросил оператор у молодого мужчины в белом хлопковом комбинезоне.

– Всё в порядке, – сдержано кивнул тот. Поджатые губы, сосредоточенный взгляд говорили о его решимости. Шутка ли, полгода интенсивных тренировок, плюс подготовка космонавта. Но на душе было тревожно. Само это место словно бы нагнетало, усиливало волнение, взращивая его до панического страха. Но и отвага вырастала пропорционально. И гордость. Ведь они будут первыми. Исследование антиматерии, а возможно и подчинение энергии времени. И главная роль в этом процессе отведена ему. Он «нулевой объект» и он обязан справиться. Он связующее звено между миром и антимиром.

Николай Петрович едва нахмурился, читая отчёт о предварительных тестах.

– Видите, вот здесь, – он подозвал товарища Боровкова, своего главного помощника, – она резко увеличивает запрос по энергии. Дальше снова идёт спад и снова скачок. Это цикл. И мы сейчас на пороге нового пика.

– Это безопасно?

– В запасе у нас есть десяток МЭСов. По расчетам – должны вытянуть.

 

Плечи затекли, в ногах принялись гулять стада холодных иголок. Кое‑как ойкая и вздыхая, Вика перебралась на диван. Устроилась удобно, голова на подлокотнике, ноги повыше. Чтение, несмотря на утренний скептицизм, оказалось очень даже увлекательным.

 

Эксперимент проходил по плану. Цепь питания была налажена. Но глядя на Подопечную, что всё ярче и активней пропускала через себя маленькие молнии, Николай Петрович тревожился. Хотя тревога, это фон, неизменный его спутник на работе.

Но он так привык к этому месту, к его странному воздействию на человеческие эмоции, и к его настоящему хозяину. Тому, кто любит лабиринты коридоров, полуночную тишину и изредка выползает из укрытия, чтоб полакомиться чужими страхами.

Нерабочие мысли быстро вытеснились заботами о достаточном уровне энергии. Подготовили новый расчёт, который показал огромный дефицит.

По регламенту полагалось остановить работу, провести тесты и дождаться пока все показатели придут к нормальным значениям.

Но имелся приказ управления. Эксперимент должен был быть проведён. Выделены немалые средства. Даже за те шестнадцать машин энергообеспечения придётся отчитываться по полной программе.

Николай Петрович открыл рабочий журнал: книгу в картонном переплёте с желтоватыми, тускло разлинованными страничками.

Добрых четыре десятка страниц были исписаны подробными отчётами об ежедневных тестах. Теперь была очередь главного исследования. Хронопись обязательно нужно предоставить в главное управление.

Николай Петрович усадил в своё кресло товарища Боровкова, велел вести запись.

Нулевой объект и Подопечная уже успешно прошли фазу синхронизации, оставалось дождаться подходящих параметров для старта сближения.

См. тетр. 4а.

 

Вот так фокус! Только‑только вошла во вкус, как продолжение оборвали. Видать, тётя Нина напутала что‑то, или, скорее всего, Ульяна даже не в курсе, что её рукопись читают. Иначе собрала бы всё по порядку. И как теперь дальше прочитать?

Вика сердито перелистнула пару пустых страниц. Из тетради выпала вырезка из какого‑то глянцевого журнала. На ней красовалась какая‑то смутно знакомая платиновая блондинка. Её волосы были цвета белого мёда, имбиря, лимонного сока. А на белой коже виднелись нежные веснушки. Со странным чувством Вика провела рукой по своим волосам. Белый мёд. И черты лица… Вика узнавала в девушке себя, но не сейчас, а лет через десять. Когда она повзрослеет, у неё, наверное, будут такие же лёгкие морщинки у глаз, едва заметные, но очаровательные, и она будет точно также улыбаться, чуть прищурившись, хитро и озорно. Над фотографией от руки было выведено всего одно слово, но зато аж с тремя знаками восклицания: «Модель!!!» Вопросов как обычно оказалось гораздо больше, чем ответов.

А на обороте тетради, на задней обложке Вика увидела карандашный набросок. Не слишком хороший, любительский рисунок, портрет парня, очень похожего на… Вика не верила своим глазам, разглядывая знакомые черты лица, пусть немного неправильные, но от этого не менее привлекательные. Кто‑то на обложке Ульяниной рукописи нарисовал Алексея…

Поразмышлять, почему они вдвоём оказались здесь на этих страницах, не пришлось. Где‑то в середине тетради Вика заприметила ещё кусочек текста. И хотя глаза уже устали разбирать чужой почерк, справиться с искушением не получилось. Но, к сожалению, это было не продолжение, а неизвестный отрывок. И что за манера у человека – кусочками писать?

В тёмном коридоре гулко раздавался хруст обломков. В свете фонарика по стенам тянулись толстенные чёрные кабели и тонкие провода, покрытые слоем пыли, затянутые паутиной. Из чернеющих вдоль правой стены проёмов веяло сыростью и холодом. Луч плясал по стенам и потолку, выхватывая нависающие бетонные блоки.