Две Лии и Иаков. Книга 2

– Что скажешь, Тарбит, – диалог подруг снова продолжился, – в таком виде, пожалуй, можно двигаться под водой, только сорочка мешать будет.

– Все неплохо. Сорочка не проблема, – Тарбит отвечала задумчиво, обдумывая результаты эксперимента, – просто оденем те обрывки, что остались после использования юбки в качестве бинтов и тряпок, там осталась только верхняя часть, а она не мешает. Нижний шов тоже не является препятствием, можно согнуть колени и «выскользнуть» из платья. Получается, ноги освободили. И что? А то, что за Лией будет волочиться тяжеленный шлейф мокрой одежды, и в нем – «чемпионка заплыва на открытой воде»? Чемпионка, на всякий случай объясняю, значит победительница, первая. А первая потому, что единственная, больше желающих побарахтаться в воде не нашлось. Да уж…

– Значит, ни тот, ни другой вариант не подходит? Есть еще один вариант – раздеться перед тем, как тебя столкнут в воду? Но как ты себе это представляешь? Обреченная, стоящая на плоту, вдруг начинает через голову снимать с себя платье. Стражники рыдают от невозможности прикоснуться к девичьему телу, а судьи, очарованные неземной красотой, выносят оправдательный приговор.

– Адат, я поражена твоим чувством юмора. Неделю назад ни о чем подобном и думать не приходилось. Растешь, сестренка. Слушаю тебя, и представляю себя в родном дворе, разговаривающей с подругой. Но сейчас не об этом. В каждом из вариантов есть рациональное зерно, и проблема выглядит следующим образом: нужно в воде за ограниченное время избавиться от платья, но не потерять его. «Выскользнуть» – хорошее слово. Если платье затруднительно снять, непременно запутаемся, значит нужно выскользнуть. Дай, я потренируюсь. Есть, принимаю тело на себя… Что нам нужно? Хоть как‑то привести одежду в первозданный вид. Где бы пояс взять, хоть как‑то полы скрепить? Этот обрывок годится.

Чензира, замерев и не решаясь шевельнуться, смотрел, как застывшая на несколько долгих минут девушка вдруг ожила, подхватила валяющуюся в стороне веревку и подпоясалась. Снова приняла позу неподвижно стоящей статуи, сжимающей у горла ворот платья в кулаках. Рывок рук в стороны, и выступающие соски прелестного бюста вновь заставляют мужчину напрячься. «Это она будет исполнять перед судьей? Вряд–ли позволят, скрутят, – с печально подумал Чензира, – а жаль». Лия, между тем, правой рукой сбросила платье с левого плеча и освободила одну руку. Аналогично была освобождена вторая рука, и лиф платья повис на веревочном поясе. Девушка, наклоняясь, двумя руками опустила платье до земли, не отпуская его, переступила, вышла из образовавшегося на земле круга и выпрямилась. Мужчина затаил дыхание, когда перед его взором, закрытая лишь тонкой тканью сорочки, поднялась фигура девушки, одна рука которой была победно поднята вверх, а вторая удерживала упавшее к ногам одеяние. «Точно. Богиня, – пронеслось в голове, – сиди, не дергайся, – приказал себе, – неизвестно, как прореагирует. Будь доволен, что разрешает лицезреть».

– Класс. Вот это, Адат, именно то, что нам требовалось, – голос Тарбит повеселел, – теперь выполнить то же самое, только быстрее.

– И не один раз, подруга. Нужно, чтобы тело запомнило движения, сама говорила. И не мешает в конце повторить, задержав дыхание.

– Точно, ведь все будет происходить под водой. Я начинаю.

И вновь перед взором единственного зрителя, собака даже не соизволила выбраться из домика от своих малышей, развернулась репетиция предстоящего спектакля. Раз за разом прекрасные формы актрисы представали перед глазами и вконец распалили фантазии молодого человека. Не в силах справиться с естественными позывами, он закрыл глаза.

– Эй, красавчик, просыпайся, – Чензира открыл глаза и увидел перед собой полностью одетую девушку. – Совсем ты еще слабенький, заснул прямо там, где пристроился.

– Я уже здоров, просто привиделось что‑то, – засмущался: «Неужели все приснилось? Не может быть. Жалко, если так».

– Уже смеркается, Чензира, мне пора. Если Гиваргис уедет, дай мне знать. Подними шест с тряпкой так, чтобы издали было видно. Мне важно знать, что все идет, как договорились. Не забывай о Гиле. И о себе позаботиться не забудь, мечтатель. Нам еще понадобится твоя помощь.

Лия улыбнулась, помахала рукой на прощанье и заторопилась домой. Там, как оказалось, ее уже с нетерпением ожидали не только мать с отцом, но и два наемника, присланные не то для сопровождения, не то для охраны от толпы. Ее уже собирались разыскивать, ведь всем было известно, что в темноте Лия беспомощна. Облегченный шепоток пронесся по двору.

Только пришедшие с пастбища Иаков и Рахель, с облегчением избавившиеся от отары, не обратили особого внимания на Лию. То ли ночное зрелище жертвоприношения у куста не произвело должного впечатления на новоявленного родственника, с недоверием относившегося к местным богам, то ли вспыхнувшая страсть к Рахели не позволяла думать ни о чем другом, но влюбленные даже не ощущали общего напряжения. Складывалось впечатление, что они существуют в другом мире, мире их грез и желаний. Иаков все рассказывал и рассказывал о всемогуществе Всевышнего, о мудрости деда и отца, о красотах бесконечных пастбищ Ханаана, а Рахель с затаенным дыханием внимала ему, находя отраду в сладком голосе любимого и не особо вникая в смысл произносимого. Лишь бы не прерывался поток красноречия, лишь бы вновь не оказаться в одиночестве среди этого блеющего стада надоевших овец.

«Адат, потерпи немного. Я переговорю с Лаваном», – Лия‑Тарбит, сделав приветственный знак матери, подошла к отцу. Остановилась в покорной позе, готовая выслушать любое указание. Лаван, поколебавшись, он до сих пор не решил, как же теперь обращаться к дочери, произнес:

– Завтра утром мы отправляемся в город. После первой стражи нам велено быть на главной площади. Придется выходить до рассвета, чтобы идти, не особо торопясь, и успеть к назначенному времени. Табличку с жалобой я составил. Надеюсь, не зря деньги потратил, – старик пристально посмотрел на согбенную фигуру перед собой, но не обнаружил даже намека на утреннюю собеседницу.

«Значит, до города часа четыре пешего хода. Устанем», – подумала Лия.

– Отец, сказанное тобой – приказ для меня. Но зачем эти наемники? Что они собираются делать? Ведь мою свободу не ограничили?

– Их нанял Марон, корчмарь, боится, что ты скроешься, и он с сынком останутся без наших денег. Эти наемники наша охрана и наша защита.

– Пусть охраняют, отец, – Лия покорно стояла перед отцом, – но после столь утомительного путешествия я сомневаюсь, что смогу достойно вести себя перед судьей. Джераб с отцом тоже выходят завтра?

– Нет, они уже на месте. Приведи себя в порядок и приходи в дом.

– Отец, я не смогу идти в Харран пешком. Если этот богатей смог позволить себе нанять наемников, пусть нанимает верблюдов.

– Лия, если мы завтра добровольно не явимся на площадь, тебя пригонят босую и связанную. Ты этого хочешь?

– У нас есть ослик, есть ослица Иакова. Давай отправимся на них. В конце концов, можно нанять осла в деревне.

Лаван посмотрел на дочь, молча повернулся и отправился в дом.