Две повести о любви и отчаянии
За десять дней, проведенных в мире кино, я успел привыкнуть к неожиданностям. Поэтому вопрос меня не особенно смутил.
– Не обижайся, – ответил, – но не на тебя.
Она усмехнулась и посмотрела так, будто впервые увидела.
– Чего не танцуешь?
– Ногу подвернул.
– Правую левую или левую правую? – сострила и она.
– Обе, – для убедительности я ткнул в них по очереди пальцем.
– Идиот! – поставила мне диагноз, но вместо того чтобы уйти, подошла и села рядом. От нее исходил смешанный запах духов и пота, но мне почему‑то противно от этого не стало.
Взяла из моей руки сигарету и выбросила.
– Ты что – женоненавистник?
– Нет, – ответил я.
– Девственник?
– Да, – сказал я.
Она рассмеялась и шепнула, чуть ко мне наклонившись:
– А я уже – нет!
– Ну и что из этого?
– Ничего, – ответила. – Тебе какая разница?
– Никакой. Но ты же мне эту новость сообщила.
– Хотела тебя позлить.
– Извини, я не твой поклонник.
– А чей же?
– Ничей. Но если подумать, то, скорее всего, Нуну, Галины. Хорошие девушки, с ними дружить стоит.
– Хочешь поиметь обеих сразу? Или каждую по отдельности?
– Мне они нравятся, только и всего.
– Значит, ты хочешь дружить с девушками? Дружить и ничего больше?
– Тебя это удивляет?
– Еще как! Я тебе не верю.
– Можешь не верить, но это правда.
– Помнишь – сказала, – в песне поется: «Люди влюбляются, совокупляются»… Сидишь тут один, еще голову мне морочишь.
– Я?!
– Ты. Скажи, откуда ты такой взялся?
– Из города Тбилиси, – ответил. – Закончил пятьдесят вторую школу, до того несколько лет был помешан на кино. «Летят журавли», «Девять дней одного года», «Четыреста ударов», «Иваново детство»[1] – самые любимые мною картины. Посмотрел их десятки раз, решил, что кинематограф – это мое. После родители устроили меня на киностудию, и вот я здесь.
– Ну и как тебе здесь?
– Трудно сказать. Начинает казаться, что кино – не мое призвание.
– Люди не нравятся?
– Наоборот, с людьми все в порядке. Дело во мне.
– Ты, наверное, страшный зануда?
– Скорее я полный неуч, выскочка и трус.
– Ну?! Ты, конечно же, трепло и воображала, но не трус. Мераб мне рассказал про ваш заплыв.
Открыв рот от удивления, я тут же его закрыл, плохо соображая, что следует ответить.
– Это он молодец, – сказал. – Дал мне понять, что я на что‑то способен.
– Скромничаешь?
– Нет, это правда.
– И я могу сказать тебе правду: я тоже боюсь воды.
– Ты? Ушам своим не верю, – искренне удивился я. – Ты можешь чего‑нибудь бояться?!
– Представь себе, да…
– Мужчин, наверное? – вновь попытался сострить.
– Заткнись. Я серьезно…
– Ну и что еще тебя пугает?
– Может быть, когда‑нибудь расскажу.
– Ладно, – сказал. И добавил: – Способ борьбы со страхом нам уже известен. Попробуй доплыть со мной до буя. Если по пути мне не удастся тебя утопить.
– Наконец‑то… Итак, ты меня ненавидишь. За то, что тогда обозвала?
– Да нет. Уже забыто.
– Забыто?
– Забыто, – снова соврал я.
– Ну, раз ты такой незлопамятный, тогда скажи, со мной тебе хотелось бы дружить?
Немного подумав, нет ли здесь какого‑нибудь подвоха, я все же ответил:
– Да.
– А что такое дружба? В твоем понятии.
– Ну, это когда ты доверяешь другому человеку как самому себе, у тебя от него нет секретов, ты радуешься его радостям и сопереживаешь горестям. Ты как бы одно с ним целое.
– И все?
– Может, не все, но мне вполне достаточно.
– Ты рассчитываешь на это, если мы подружимся?
– Естественно.
– С какой стати?
– Что‑то подсказывает мне, что ты на самом деле не такая, какой хотела бы быть.
– Переведи, я ни хрена не поняла.
– Это непереводимо. Понимай как хочешь.
Она молчала. И довольно‑таки долго. А потом сказала:
[1] Фильмы М. Калатозова, М. Ромма, Ф. Трюффо, А. Тарковского.
