Эффект Нобеля
– Хочу, чтоб все было честь по чести. Свадьба. Пир горой. И еще…
– Что еще? Говори. Все сделаю!
– Хочу, чтоб башню построил. В семь этажей. Чтоб выше всех и вся Казань, как на ладони. В семь дней управишься?
– Что за каприз, как говорят французы?
Сююмбике глянула с вызовом.
– Хочу проститься с моим народом. И чтобы меня отовсюду видать. Неужто не осилишь? Или только рушить могете?
– Да я всю Казань заново отстрою! Знаешь, какие у меня мастеровые?! Ух!
– Вот я и говорю…
Иоанн положил перст на алые губки ханской жены, прислушался, аккуратно поднялся с постели. На цыпочках прокрался к двери. Резко распахнул. Хрясь! Прям по глазу Глазатому.
– Ты что ж, ирод! – вскричал царь. – Еще и подслушиваешь?! Иди сюда, я тебя Слухатым сделаю!
Ваня убегал, увещевая:
– Для истории все сгодится! Пусть знают, каким великим ты был и на поле брани и на любовном ложе. Как стойка сила твоя мужская и победоносно семя твое!
Самодержец припустил по коридору, пономарь припустил вон, причитая:
– Токмо в назидание мужам русским! Здорового потомства для!
Иоанн запыхался, остановился, перевел дух.
– Ванька, – позвал в темноту.
– Да, государь, – робко отозвалась темень.
– Веди ко мне Выродкова. Немедля!
Топот убегающих сапог стал ответом.
– Григорьич, – назидал царь посошному, – тебе надлежит поставить башню в семь ярусов в семь дней. Сделаешь?
– Боюсь, не управимся… – Выродков помял шапку.
– Ты ж Свияжск за месяц поставил, а тут какая‑то башня! Делай, велю. Вельми надо. Не подведи. Озолочу! А не смогешь… сначала разрубят тебя секирой вдоль хребта, потом отсекут руки до мышек, потом ноги до колен, а напослед отрубят голову! И будешь лежать у всех на виду три дня непогребенным. На растерзание воронам!
Через неделю выросла красная башня.
– Уж больно кривобока, – покосилась Сююмбике.
– Сама торопила. – Царь нахмурился. – Я свое слово сдержал. Держи свое.
Царица глянула с поволокой, улыбнулась.
– Зазывай гостей.
Свадьба гудела. Медовуха лилась рекой. Пьяный люд валился под столы.
В разгар торжества Сююмбике шепнула жениху:
– Проститься с Казанью хочу.
– Тихо! – взвыл Иоанн, свадьба примолкла. – Царица прощаться будет.
Сююмбике поднялась наверх башни. Тысячи глаз неотрывно следили за восшествием. Уши ловили каждый стук ичигов. На вершине показалась царица:
– Прости меня народ казанский! Не серчай, ежели что не так. И помни свою несчастную дочь. Прости и прощай!
Раскинула «крылья» и бросилась вниз.
– Разбилась, конечно, – подытожил гид. – Хотя в переводе с татарского: «сююмбике» означает «ласточка».
Сорокин достал портмоне, пальцы прощупали пяток хрустящих «ярославлей», пару сотен. «Денег до шута и больше… А не гульнуть ли нам?»
Стас предусмотрительно нашел кафешку рядом с заводской гостиницей: «Напьюсь, не потеряюсь».
Кафе «Голливуд» встретила двумя рядами ученических парт, прикрытых белыми скатертями, стенами в бордовых тонах. Перед подиумом с ионикой, ударниками и электрогитарой расположилось квадратно‑метровое подобие танцпола. У барной стойки загодя улыбались две официантки, высовывалась лысина бармена.
Калтыжанин плюхнулся на «камчатке», раскрыл картонное меню.
Из посетителей во втором ряду уселась парочка студентов. Парнишка придирчиво выбирал блюда, интересуясь у официантки ингредиентами и «почему так дорого». Спутница развлекалась разглядыванием Сорокина украдкой. Музыканты курили в ожидании настоящих клиентов.
Южанин оторвал глаза от картона, тут же подскочила официантка с бэджем «Альфия», детской улыбкой и мушкой а‑ля Синди Кроуфорд.
Стас решил соответствовать Голливуду – как Брюс Ли, попавший в Рим и не зная языка, без слов потыкал пальцем в меню. Выбрал проверенно‑традиционное. Альфия, как девчушка с портфелем, упрыгала поближе к кухне.
– И‑и… – Сорокин поднял вверх палец. – Пива!
Девчушка припрыгала обратно:
– Какого?
– Местное нормальное?
– Не очень. – Альфия поморщила носик.
– Все равно несите, а то был в вашем славном городе и не попробовал.
– А вы откуда?
– Из Калтыга. Слышали про такой?
– Как же! – Официантка всплеснула блокнотом. – Говорят, у вас там рай на земле и… море. Нам бы такого губернатора, как ваш Лугинин, э‑эх.
– Или хотя бы… море. – Калтыжанин подмигнул. – И открою вам военную тайну – Лугинин – не губернатор, и даже не мэр.
Альфия ускакала.
– Две бутылки! – как камнем догнал Стас.
Студент на свидании придирчиво вглядывался в проносящийся мимо поднос, спутница с интересом, вторая официантка с завистью.
Запах свежепрожаренного эскалопа разбередил аппетит, оливье захрустел на зубах, картофельное пюре таяло во рту. «Красный Восток» отдавал приторностью – с такой закуской любое пиво показалось бы «не очень», но сделало дело.
– Альфия, принеси‑ка мне графинчик водочки.
В ответ на изумленно‑миловидное личико и стандартное «водка без пива – деньги на ветер», Стас спафосил:
– Для дикорастущего организма – это не доза.
С водкой ужин пошел веселее, разыгрались музыканты в предчувствии клиента, очкарик на ионике запел фальцетом «Владимирский централ».
На тарелке краснели разводы недавней «селедки под шубой», салфетка смахнула промайонезенную свеклу со щек, запятнав белую скатерть. Как моряк на палубе, Сорокин вплотную приблизился к музыкантам.
