Эффект Нобеля

«Семеновскому тоже жалко… – подумал, но смолчал южанин. – Один компьютер на весь отдел. Кому сказать, засмеют. Интересно, сколько получает наш гендиректор?»

Сергеич безучастно сидел на табурете, достал «Приму». Едкий дымок потек в потолок.

– Донт смокинг, плиз, – взмолился Филипп.

– Не кури, Сергеич, – перевел Рамиль.

Слесарь послюнявил пальцы, затушил едва прикуренную сигарету, бережно убрал в полуразвалившуюся пачку. К запаху машинного масла, подвальности и старости добавилась гниль табака.

– А чтой‑то вы так с гостем? Хоть бы толмача приставили. – Сорокин почесал под носом.

– У нас юбилей, куча делегаций понаехала – переводчики нарасхват.

Дверь широко распахнулась, и в комнату вошел импозантный мужчина. По пятам следовал оператор. Как газ, седой бодрячок заполнил помещение, источая приторный одеколон. Оператор горбился крючком под тяжестью камеры.

– А это наша лаборатория сухих уплотнений, да! – Импозант обвел рукой обшарпанные стены. – Здесь создаются и испытываются новейшие разработки. Жаль видеосъемка не может передать дух, витающий в этом помещении. Это дух инноваций! Сейчас здесь работают наши партнеры из, не побоюсь этого слова, Туманного Альбиона!

Мужчина фамильярно сжал плечи Мэннинга, жестом подозвал оператора:

– Сними все здесь, как работает.

Филипп прикрыл спиной аппарат, затараторил, замахал руками. Из всего спича Стас понял только «no camera».

– Да ладно тебе, не жмотись. – Импозант потрепал англичанина за щеку, отчего тот заговорил быстрей и обидчивей.

– И «щет» с ним! – Мужчина выдал единственно знакомое слово из английского лексикона, повернулся к Британии спиной, лицом к соотечественникам. – Сними лучше наших.

Поманил Стаса. Сорокин нерешительно оглянулся, но подошел. Костлявые «тиски» сжали юношеские плечи.

– Я не ваш, я калтыжский, – предупредил приезжий.

– Калтыжанин? – Мужчина развернул Стаса к себе. – И как там поживает наш нагнетатель?

– Нормально. Работает. – Юноша решил – речь об АО «Нагнетатель».

– Да как же он может работать, если уплотнения здесь?! Попался! – Импозант схватил Стаса за щеку, как англичанина. – Ну ладно. – Отстранил от себя и подпихнул в спину. – Это мы потом вырежем. А тебя как зовут? Ты ж наш, по лицу видно.

– Рамиль.

– Иди сюда! В кадр.

Татарин сжался в руках мужчины, а тот беззастенчиво продолжил болтать на оператора:

– Вот! Растет наша смена, поросль, так сказать! Со временем сменит меня. Сменишь меня? – Бодрячок развернул молодого специалиста к себе, вонзил глаза в глаза.

Татарчонок, как смог, пожал плечами.

– Скромняга, молодец!

Мужчина подпихнул «смену» обратно, хлопнув по попке.

– Сними нашего заслуженного слесаря, передовика производства. Сергеич, улыбнись!

Передовик улыбнулся щербатым ртом.

– Хотя нет. Сергеича не снимай, а то весь юбилей насмарку. Мы его и на доску почета не вешаем, вторая смена ночью пойдет – обосс… испугается! Га‑га‑ааа! Та‑ак, здесь все. Пошли дальше. За мной, за мной.

Камера вслед за мужчиной исчезла за дверью.

– Что это было? – Стас потер раскаленную щеку.

– Наш директор. – Рамиль чуть не всплакнул.

– По производству?

– Генеральный.

– Ого! А ты значит ему на смену? Круто!

– Да где там, он завтра и не вспомнит, как меня зовут.

– Наши мысли материальны, думай, что станешь директором и станешь!

– Покажешь пример? – Татарин ухмыльнулся.

– Почему бы и нет? – Стас усмехнулся ответно, а про себя подумал: «Хотя у нас такой же, только играет в демократию, а за собственное кресло держится похлеще диктатора».

Мэннинг жестами объяснил – кончил, салфеткой обтер изделие. Рамиль сбегал для согласования дальнейших действий, вернувшись, провозгласил калтыжанину:

– Тебе повезло, завтра едем к вам!

– Как завтра? Мне командировочные на неделю выдали.

– Он закончил, и нас больше ничто не задерживает – чем быстрее запустим наш нагнетатель, тем лучше. Да и мы выходные проведем на море, когда еще такой шанс представится?

– Тоже верно. Только что мне теперь делать?

– Съезди в центр, погуляй по «арбату», посмотри кремль…

– Составишь компанию?

– Я бы рад, но мне еще за билетами ехать. Давай паспорт.

Красная книжка перекочевала в руки Рамиля. На обед они вышли за проходную, вместе со слесарем, виляющим сам по себе, как хвостик.

– Что‑то совсем не хочется киснуть одному. – Сорокин почесал нос. – Может, по пивку?

– Мне еще после обеда работать, – пробурчал Рамиль. – За билетами ехать.

– А нам татарам, что война, что сабантуй. – Славянская внешность Сергеича выдала прилысенность к алкоголю.

– О‑о! – Глаза Стаса округлились. – Он и говорить умеет.

– Наливай, – лаконично заметил передовик.

Рамиль третьим быть не захотел. Пить на пару с пропойцей Сорокина не прельщало – отказался, не заморачиваясь на благовидность причины.

Под аккомпанемент накрапывающего дождя Стас добрался до гостиницы. Бомж‑лапша пластом легла в тарелку, надкушенный полиэтилен пролился жидкостью, мерзкой на вид, но со вкусом курицы. Из другого пакета просыпалась «солома» зелени. Кипяток залил тарелку до краев, сверху «обед студента» накрылся аналогичной тарелкой.

Юноша чуть не до пола провалился на железной сетке кровати, шелестнул компьютерным журналом.

Прочитав три страницы, присел за стол. Журнал с трудом притулился к графину, как подставке для чтения. Алюминиевая ложка, помнящая борщи советской столовой, путалась, размешивая лапшу. Глаза сосредоточенно скользили по строчкам.

Перекусив, юноша вновь завалился с прессой на кровать под бормотание телевизора «Радуга». На столе натюрмортом смотрелись вылизанная тарелка, крошки бородинского хлеба, пустая кружка с коричневыми разводами, походная банка из‑под майонеза, где кофе тесно перемешалось с сахаром.