Эрос & Танатос

Студенты нисколько не роптали на вынужденную «полевую» жизнь – трудились они все равно как придется, особо не напрягаясь. Зато «на картошке» было гораздо веселее, чем сидеть на лекциях, а неудобства и неустроенность барачного быта компенсировались концентрацией интересного народа при полном отсутствии контроля. Кроме того, все городские ребята были вполне подготовлены к подобным условиям еще со школы. Поскольку получение полного среднего образования в школе, а не в профтехучилище или техникуме предполагало желание продолжить обучение в вузе, которое в свою очередь расценивалось как стремление… (см. выше), то у школьников старших классов тоже автоматически образовывался долг. Именовался он во времена заката Империи «летняя трудовая четверть». После окончания учебного года школьников отправляли в так называемые лагеря труда и отдыха. Остряки утверждали, что ключевым здесь является слово «лагеря», что, впрочем, не совсем соответствовало действительности. Старшеклассников из школы Эрика всегда вывозили в лагерь, расположенный в колхозе имени красного комдива, безусловно имевшего славные боевые заслуги, но больше прославившегося почему‑то благодаря анекдотам. Согласно легенде, именно на этих полях его оппоненты каппелевцы устроили свою знаменитую «психическую атаку», героически им отраженную. Сейчас же там выращивали овощи и отбывали свою «летнюю трудовую четверть» школьники. Жили в уютных, выстроенных оригинальным «шалашиком» коттеджах, немного работали и весело отдыхали. Помимо официальных развлечений вроде турниров по футболу, волейболу, теннису и конкурсов типа «А ну‑ка, девушки!», конечно, была и ночная жизнь: турниры по преферансу, спиртное, тесные посиделки с девушками.

Если роль основного источника производительности труда на благо местного колхоза отводилась комсомольскому задору, то вдохновителем ночных забав, несомненно, выступал алкоголь. Главная проблема заключалась в том, что, каковы бы ни были привезенные с собой запасы, истощались они задолго до окончания «срока». В отличие от студенческой вольницы, контроль за школьниками был куда более строгим, и потому добыча «горючего» становилась отдельным приключением. Эрику особенно запомнился случай, когда гонцом выпало быть ему. Время пребывания в лагере подходило к концу – давно закончились и запасы, и деньги. Их обычная компания собиралась устроить прощальную вечеринку, и им требовалась хотя бы одна бутылка спиртного, пусть символическая. Это был обязательный для торжества фетиш.

Из‑за скудности средств, которые собирали буквально по копейкам, решено было приобрести бутылку водки – наилучший вариант соотношения цена‑градусы. Самая дешевая «Русская» стоила пять рублей тридцать копеек. Общими усилиями набрали требуемую сумму – вышла полная кружка мелочи. Эрика выбрали для выполнения этой миссии, как одного из самых ответственных людей. Идти через поле с кружкой в руке было бы совсем анекдотично, поэтому девочки сообразили какой‑то мешочек, в который и ссыпали монетки. Ближайший магазин располагался на окраине поселка почти в пяти километрах от лагеря.

В назначенный день сразу после окончания работ Эрик собрался в путь. Сопровождать его вызвалась Томка, на что Эрик с радостью согласился – вдвоем веселее. Они украдкой выбрались через щель в заборе и отправились в сторону поселка. По дороге болтали о том и о сем, шагали чуть не вприпрыжку. Вдруг Томка дернула Эрика за рукав: «Смотри, кто‑то идет!» Действительно, прямо им навстречу двигался какой‑то мужчина. Он находился где‑то в километре от них, так что лицо разглядеть не выходило, но рисковать не хотелось. Если бы это оказался кто‑то из преподавателей, они бы конкретно «спалились». Выходить за территорию лагеря строго запрещалось. Кроме того, никакими достопримечательностями, за исключением сельского магазина, ближайший поселок не обладал. Цель же посещения магазина была очевидна, так как печенье и конфеты имелись в лагерном буфете. Эрик с Томкой присели. Окружающий ландшафт идеально подходил для земледелия, но не оставлял никаких шансов спрятаться. Мужчина приближался. Вскоре ребята с ужасом узнали в нем директора своей школы, Сан Саныча – сурового и прямолинейного человека, дослужившегоя до директора из военруков. Встреча именно с ним была фатальной катастрофой. Эрик уныло огляделся. Спрятаться в свекольной ботве не представлялось возможным, а траектория движения Сан Саныча неизбежно выводила его прямо на них. Вытянув шею, Эрик продолжал озираться. Наконец, на меже свекольного поля он заметил что‑то типа небольшой канавы, образовавшейся после отвала плуга. «Томка, быстрее за мной!» – позвал он. Пригнувшись, они метнулись к этой канаве. В самом глубоком ее месте как раз мог уместиться в длину один человек, так что Эрик уложил Томку и сам кое‑как втиснулся за ней. Сан Саныч был уже близко: они видели его голову, покрытую завязанным по углам носовым платком. Если бы директор целенаправленно смотрел по сторонам, то непременно увидел бы торчащие из канавы части их тел, но урожай свеклы интересовал его мало. В холщовой сумке что‑то мелодично позвякивало в такт ходьбе, и это подсказывало ребятам, что в магазин он тоже бегал не за печеньем. В предвкушении тихого праздника Сан Саныч энергично шествовал мимо, а Эрик лежал, уткнувшись в Томкин затылок, и чувствовал, как бешено колотится ее сердце. Впрочем, как и его. В какой‑то момент ритм их сердец вдруг совпал. Это было удивительное, волшебное ощущение. Два сердца, бьющиеся как одно. Эрик был прижат к Томе всем телом, ее запах начал кружить ему голову. Он почувствовал острое влечение, джинсы вдруг стали тесны, но он ничего не мог с собой сделать. Томка, несомненно, тоже это почувствовала – между ними как будто пробегали электрические разряды. Лежали они так, возможно, гораздо дольше, чем того требовала осторожность. Вполне вероятно, что к тому моменту, когда они стали подниматься, Сан Саныч уже успел не только дойти до лагеря, но и подробно ознакомиться с содержимым своей сумки. Всегда бойкая на язык, смелая, ничего не стесняющаяся Томка должна была безапелляционно заявить в такой ситуации: «Ну, теперь, как честный человек, ты должен на мне жениться!» Но она явно была смущена и даже покраснела. «Пойдем?» – тихо спросила она еще более сконфуженного Эрика. Тот облегченно подхватил: «Конечно!» Почти весь оставшийся путь они прошли молча. Наконец Томка улыбнулась, покачала головой, глядя на Эрика, и они расхохотались. Напряжение исчезло.

Объект их стремления был настолько маленьким, что напоминал скорее ларек. Первое, что встречало вошедшего, – характерный аромат деревенского магазина. Классический букет, который нельзя спутать ни с чем другим. Пахло одновременно свежим хлебом, соленой селедкой и развесной карамелью. Здесь их ждал совершенно неожиданный удар – водки не было! На полках красовалась недоступная по цене «Старка» и еще более недоступный коньяк. То ли колхозники, полностью положившись в вопросах уборки урожая на школьников, скупили всю беленькую и ушли в коллективный запой, то ли ее просто не завезли, что было для советских времен нонсенсом. «Саныч – гад, небось, последнее забрал!» – прошипела Томка.

– И кто у вас такое пьет? – поинтересовался у продавщицы Эрик, указывая на полки со спиртным.

– Никто и не пьет, уборочная у нас, – язвительно ответила та.

Разочарованные ребята вышли на крыльцо.

– Что делать будем? – спросил Эрик.