Эрос & Танатос

Томка пожала плечами. Вопрос не требовал ответа. Было понятно, что придется возвращаться ни с чем. Эрик облокотился на перила и бесцельно посмотрел вдаль. Томка подошла сзади, прижалась щекой к его плечу. Эрик повернулся к ней. Он разглядывал лицо девушки и думал, что поход все равно не был напрасным – получилось приятное приключение. Она как будто снова смутилась, опустила глаза и принялась задумчиво изучать деревенскую грязь за его спиной. Вдруг Томкин взгляд стал сначала сосредоточенным, потом хищным. Чуть не сбив Эрика, она перемахнула через перила и бухнулась на колени. Эрик не особо беспокоился за чистоту Томкиной одежды. После валяния в канаве грязнее она бы уже не стала, да и одеты ребята были по‑рабочему. Но неадекватное поведение девушки его озадачило. Эрик последовал за Томкой и присел рядом: «Что там?» Томка уже очищала найденный в земле металлический рубль. Никогда в жизни они не были так рады профилю Вождя, искренне любимому в тот миг. Рубль! «Старка» стоила шесть рублей десять копеек. На оставшиеся двадцать копеек можно было купить еще плавленый сырок на закуску, но Эрик справедливо рассудил, что один сырок большую компанию не спасет, и решил купить Томке пломбир в вафельном стаканчике. Когда они победно вернулись в магазин и высыпали на прилавок горку мелочи с грязным рублем в придачу, продавщица удивленно вскинула брови и долго пересчитывала монетки, что‑то недовольно бурча под нос.

Обратно они летели как на крыльях. О своем приключении с Сан Санычем и канавой ребята рассказали, конечно, без подробностей. Все сошлись во мнении, что рубль потерял именно директор. Это было бы особенно приятно. Вскоре они вернулись из лагеря домой, и к началу учебного года история как будто забылась. Только Томка иногда поглядывала на Эрика с задумчивой улыбкой.

Студентов, конечно, на такой долгий срок в одно место не отправляли. Выезды были дня на три, на неделю, максимум на две. И каждый раз в новое место. Поэтому проблем с запасами алкоголя и прочих радостей никогда не возникало. Кроме того, восприятие мира студентом в корне отличается от психологии школьника. Пожалуй, никто не стал бы прятаться в канаве – даже от ректора университета.

Рано или поздно колхозная эпопея должна была закончиться. Ребята вернулись в аудитории окончательно, и началась довольно рутинная, как оказалось, учеба. На первом курсе преподавали в основном общеобразовательные предметы – журналистикой пока даже не пахло. Довольно скоро захотелось обратно в поля.

В колхоз больше не отправляли, но и учиться дальше той осенью Эрику не пришлось. Его неожиданно вызвали в военкомат на медицинскую комиссию – в начале октября ему исполнилось восемнадцать лет. Из‑за рождения на месяц позже первого сентября Эрик пошел в школу только в восемь лет. Можно было договориться и пойти на год раньше, но мама посчитала, что так будет лучше. Учеба в институте должна была дать отсрочку от призыва в армию. Но поколению Эрика особенно «повезло». Именно тогда, вероятно, из‑за демографической ямы, отсрочку отменили. Студентов стали массово призывать в армию. Тем, кто попадал в весенний призыв, давали сдать сессию после первого курса и призывали летом. Эрику «стукнуло» восемнадцать осенью, ровнехонько перед призывной кампанией, и его забрали без всяких проволочек.

Все произошло настолько неожиданно и быстро, что Эрик ни с кем не успел толком попрощаться. Сегодня он на лекциях, а завтра уже с рюкзаком на сборном пункте. Родители пребывали в шоке. Сам же Эрик не осознавал происходящей в его жизни перемены, находясь в своеобразном ступоре.

Ко всему прочему, он попал в команду, предназначавшуюся для отправки во флот. Тогда это означало, что служить придется три года вместо двух. Три года! Эрика временами охватывало самое настоящее отчаяние.

Уже на сборном пункте, когда их команду начали строить, выяснилось, что Эрик при росте метр восемьдесят пять не попадает даже в первую половину шеренги. Возглавляли ее парни ростом под два метра. Когда появился их «покупатель», по строю прокатился сначала ропот, потом – тихое ликование. Уныние от перспективы трехлетней службы вмиг сменилось восторгом. Вместе со старым отставником, формировавшим их команду, к строю подходил здоровенный усатый мичман в форме морского пехотинца. Это была совсем другая история! Во‑первых, морская пехота – это круто! Во‑вторых, она считалась береговым подразделением, а потому служили там, как все сухопутные, два года. Эрик услышал, как старик сказал мичману: «Смотри, какую я тебе команду собрал! Лучшие!» Мичман прошел вдоль строя, оглядывая ребят, остановился, покивал отставнику и начал перекличку. Душа Эрика просто пела от счастья.

Когда перекличка закончилась и мичман собрался двинуть какую‑то речь перед строем, рядом возник невысокий пузатый майор с петличками связиста. Он что‑то негромко говорил морпеху, показывая бумаги. Тот так же тихо, но эмоционально отвечал. О чем они спорили, Эрик не слышал. Снова появился все тот же отставник. После короткого разговора с ним мичман уже громко выругался и указал на конец строя. Майор колобком покатился вдоль шеренги напрягшихся призывников, остановился, отсчитал с конца несколько рядов, воздел свой пухлый перст и воткнул его между Эриком и стоящим справа парнем.

– Нале‑во! – скомандовал он, глядя прямо Эрику в переносицу.

Возникла заминка. Никто не понимал, к кому относится команда, выполнять ее или нет.

– Конец шеренги, все от моей руки, нале‑во! – уже прокричал майор.

Эрик повернулся, понимая, что в течение нескольких минут судьба его сделала два невообразимых финта.

 

4

 

Так Эрик попал в связисты. Майор оказался замполитом учебной части, готовящей специалистов секретной связи. Послан он был за пополнением ввиду своей бесполезности в части. На месте он, по нерасторопности или по пьянке, прозевал предназначенную для него команду, а потому так замучил начальника сборного пункта, что тот разрешил ему оторвать хвост от любой другой, чей размер позволял это сделать.

Учебка, в которую привезли новобранцев, располагалась на берегу огромного озера, знаменитого тем, что там был построен первый российский флот. Холодные осенние ветра гнали по нему настоящие волны с бурунами. В плохую погоду, когда противоположного берега не было видно, создавалось впечатление, что это самое настоящее море. Впрочем, озеро вскоре замерзло и, запорошенное снегом, напоминало скорее степь. По льду озера новоявленным бойцам приходилось совершать многокилометровые марш‑броски на лыжах. Никаких теплых чувств к нему из‑за этого у Эрика не сохранилось. В целом все воспоминания об учебке сводились к железной дисциплине, строевой муштре и занятиям в классах.

После, уже в войсках, Эрик попал в роту обеспечения главного штаба войск самого что ни на есть стратегического назначения. Судьба вновь преподнесла очередной сюрприз. Вместо того чтобы заниматься связью по полученной в учебке специальности, он попал в охрану штаба. Несколько месяцев изучения секретной аппаратуры пропали даром. Зато очень помогла физическая форма, приобретенная за время подготовки. В войсках общим физическим развитием особо не напрягали – нужно было только время от времени сдавать нормативы на перекладине и брусьях. Боевая же подготовка сводилась к редким занятиям по ножевому бою. Впрочем, охране штаба в качестве вооружения только штык‑нож и полагался – автоматы выдавали исключительно по тревоге.