Голоса

– А сам он что? Почему сам не пришел, ребенка прислал?

Подростку было очень страшно перед дедом, но после его слов он расправил плечи, чтобы казаться старше и воинственнее:

– Он с мужиками свежует, голову варит.

Дед промолчал. Задумался и махнул рукой:

– Иди. Скажи, придём скоро.

Парень тут же убежал. Дед встал и принялся молча собираться. Я, конечно, понимал, что раз ждут нас двоих, то идти придётся. Но внутри неприятно ворочалось чувство, что делать этого совсем не хочу.

– Что сидишь, смотришь? Пошли, раз позвали.

– Может, я тут побуду?

– Пойдем, говорю. Все тебе нужно объяснять. Думаешь мне охота? Сел, сидит. Приглашения ждет.

Дед еще долго ворчал себе под нос пока мы шли до места. Во дворе был каменный таган, на котором стоял большой чугунный чан. В нем, видимо, и варили чью‑то голову, потому что рядом стояла старая женщина и помешивала варево. Недалеко галдели мужики на разные лады. Но при виде нас притихли, и крупный коренастый старик пошел нам навстречу:

– О, пришли. Только вас и ждем.

Тут же во дворе, было сооружение, которое мне чем‑то напоминало летнюю беседку. Ее тускло освещала старая подвесная лампа, висевшая над большим каменным столом. Свет был теплый, уютный. На столе расставляли посуду с едой молодые девушки. Они не глазели по сторонам и вели себя крайне тихо, спрятав голову в плечи. Для меня все это было странно, потому что днем подобные девушки вели себя намного раскрепощенней. Рядом со столом, на больших острых деревянных распорках, была натянута шкура огромного медведя.

– Так, они медведя убили что ли? – тихо спросил я деда, с интересом трогающего шерсть.

Он поменялся в лице и строго на меня шикнул:

– Цыц. Не зови то, чего не знаешь. Даже имя не произноси.

– Почему? – искренне удивился я.

– Потому что придёт, догонит и накажет. Он – хозяин тайги. Нельзя обижать неуважением. Вот этот, смотри какой большой. Настоящий царь царей. Хороший охотник такого зверя принести может. Только нельзя охотникам очень многих вещей. Потому как охота – это про умение, выживание, еду, традиции, устои предков рода мужчины. Не развлечение и добыча ради славы. Нельзя охотнику зверя мучить. Нельзя хвастать перед охотой своим умением, нельзя к жене приходить, нельзя брать много и продавать добытое тоже нельзя. Вот эти охотники сделали большую ошибку. Они не убили, а ранили его и долго сюда везли. Теперь он их запомнил и станет мстить. Это традиции, в которые верят все эти люди. Как религия, понимаешь? Чем больше народа в это верит, тем реальнее происходят вещи, о которых я тебе говорю.

– А для чего мы здесь?

– Будем медведя отговаривать.

– От чего? – удивился я.

– От мести. Ты смотри, как все делают, помалкивай и делай то же самое. Не кривись, не смейся, просто наблюдай и делай без пререканий.

Дед внушительно посмотрел на меня, я смиренно потряс головой, обещая все выполнить. Вся эта атмосфера, мне казалась дикой и странной, но слишком завораживающей. Тут за столом, были только мужчины, женщины подавали по кругу, обжигающе‑горячие миски из дерева, с дымящимся мясом. Мне стало комфортно, я расслабился и внимательно смотрел на все вокруг. Посреди стола поставили большой чан с бульоном, в который дед опустил огромный деревянный ковш. До этого момента, все мужчины приглушенно бубнили что‑то один другому, но тут все стихли. Дед зачерпнул немного, поднес к губам, отпил и, выплеснув остатки за спину, громко сказал:

– Эх, ты думаешь, кто тебя убил? Это не мы, это вороны. Вон там над твоей тропой летели, беги скорее, а то старый ворон улетит, не догонишь.

Дед передал черпак, старику, который нас встречал. Тот проделал тоже самое, и громко крикнул:

– Это не мы тебя убили, это другие люди, они охотники, как и мы. Там был один косой, другой кривой, вон они убегают. Торопись, догоняй, а то уйдут.

Следом половник с бульоном брали по кругу все мужчины и каждый уверял на свой лад, медведя, что убили его не они. Я обратил внимание, что каждый старался придумать что‑то особенное не одинаковое. И как в этот момент, все одобрительно улыбались. Мне передали ковш, и я так же как все отхлебнув и пролив остатки, громко сказал:

– Слышишь меня, лохматый, не трогали мы тебя. Это сделали какие‑то цыгане. В цирк хотели тебя утащить, да не вышло, ты большой смелый воин. Один был в большой лохматой шапке. Беги, догоняй поскорей, еще успеешь.

Все одобрительно покивали головами и заулыбались. Потом мы ели жесткое мясо с ароматными травами и неспешно вели беседу почти до самого рассвета. Дед ел мало, но аккуратно и проворно. Но, так он ел всегда. Я спрашивал, почему так, ведь есть порцию размером с куриное яйцо, а потом весь день активно двигаться весьма тяжело. Дед отвечал, что старикам нужно есть мало, ходить много, чтобы не отправится к предкам раньше срока. Когда мы вдвоем возвращались к бабушке Фире, он спросил:

– А почему ты сказал про цыган?

– А, шут их знает, не люблю я их.

Мы сели у дома на лавке, и дед смотрел на падающие предрассветные звезды, что‑то беззвучно шептал. Я не хотел один идти в дом и ложиться без него, дрема предательски накатывала все сильнее. Дед удивленно посмотрел на меня, будто только заметил, что я все еще тут, усмехнулся, накрыл меня своим раскидистым балахоном, таким теплым и уютным, что я совсем повесил нос:

– Что сидишь, не идешь спать? Старика не пересидишь, никогда.

Потом, когда засыпал в доме, подумал о том, что вот прошел еще один день моего ускользающего отпуска и о том, что все же буду ездить сюда раз в год точно.

На следующий день, в деревню пришла из леса чья‑то собака. Она была явно истощена и легко шла к людям. Небольшой песик, явно дворянской наружности, с длинным белым телом, короткими лапками и рыжей головой с маленькими ушками. Порода была, явно не охотничья. Все мужики, встречающие его, посмеивались, гладили и звали за собой. Пес с удовольствием принимал ласки, но ни с кем не шел, видимо в ожидании хозяина. Его покормили, дали воды. Наевшись и отлежавшись в тени, он слонялся от одного двора к другому. Дед посмотрел на него и сказал, что зря над ним потешаются, нельзя судить по внешности. Пес почувствовал, что дед уважает в нем личность и стал таскаться за нами. Старик пса не отгонял, я было подумал, что он возьмет его себе, но дед сказал, что пес с ним пока не придёт хозяин. А он точно придёт, таких друзей не бросают. Когда прошел еще день, старик засобирался на заимку, меня с собой брать не хотел:

– Тебе пора возвращаться домой, – тихо сказал он. И у меня защемило в груди от этих важных слов. Ведь мне и правда, было пора.

– Дед, может я отзвонюсь на работу, и останусь еще ненадолго?

– Нет, нельзя. Поезжай, Алексей. Пора.