Голоса

Мы с Пашей, наконец, добрались до стоянки. Я не представляю, как он это сделал, потому что ни в картах, ни в навигаторе, ни в местных дорогах не было никакого порядка. Люди, редко попадавшиеся нам, давали какие‑то путаные показания, постоянно произносили странные названия местности на финский, или эстонский лад и показывали руками в разные стороны. Наконец, мы добрались до берега озера, на котором было настоящее собрание охотников. Людей было много, все сидели у общего костра или поодаль занимались своими делами. Я понял, что новичков было мало и на них особо не обращали внимание. Но между собой общались очень охотно. Мы поставили машину, куда указал какой‑то человек в камуфляже. Он пожал Паше руку, потом мне и пожелал располагаться как дома.

Места здесь, надо сказать, волшебные. Обычаи и комары тоже. В Подмосковье есть свои очень красивые места. Там и дремучие леса и светлые озера и, кажется, что если пройти куда‑то очень далеко, то найдешь такой уголок, где ещё не ступала нога человека. Но этот зыбкий мир живёт только в вашем воображении, это понимаешь тут, в Карелии. Лес вокруг, будто живой единый организм. Я чувствовал его и слышал, как он дышит. Шершавые тёплые, седые камни, будто старики, натянувшие на себя тёплые одеяла изо мха, лениво дремали вокруг. Лес словно охраняет их сны. И эти бурные, волнующие воды кругом. Озера полные жизни, бурные реки с белой пеной. Ветер упруго бьёт в лицо или наоборот полный штиль и белесое полуденное сухое солнце. Все это даже не малая часть, а песчинка в природе многоликой Карелии. И почему только я так долго собирался сюда? И почему я не бежал от всего, именно сюда? Я с самыми серьёзными намерениями поклялся себе, что приеду сюда еще и буду ездить каждый год, а возможно даже чаще. Но где‑то внутри, шевельнулся червячок сомнения в самом себе и своих обещаниях. Все, что мы обещаем в душевном порыве, никогда не исполнится. Для того чтобы подобное довести до конца, нужен настоящий философский камень, которого у меня никогда не было. Так поразмыслив, я вздохнул облегчённо и благополучно обо всем забыл, окончательно придушив свою совесть изнутри. Как же неудобно и неуютно быть обязательным человеком. Ведь, в таком случае, я бы выполнял все обещания данные себе. Может, конечно, это бы сделало меня счастливее по итогу, но это так хлопотно, что, пожалуй, нет. Пока я предпочитаю сиюминутное спокойствие, но это, наверное, просто возраст. Время имеет свойство все сглаживать и обтекать как эфир.

Я вышел на берег огромного озера, края которого были зализаны голодными волнами так, что линии между озером и небом не было видно. Этот вид меня заворожил, и я присел, облокотившись у корней сосны. Никогда не встречал такой силы и такого яркого проявления характера в природе. Все здесь было живым. Мне показали небольших, тёмных медведей. Ночью к нашему лагерю подходили волки, совсем близко к палаткам. Они аккуратно трогали наши вещи осторожными носами, вели себя тихо. Громко и резко сорвались собаки, охраняющие мирно спящий лагерь. Подскочили охотники с ружьями, началась стрельба, и волки стали громко выть и нападать на собак проводников. Вот тогда стало особенно жутко, и этот страх проникал холодными почти болезненными мурашками. Мы, одевшись кое‑как, выскочили из машины на улицу и пытались понять, что вокруг происходит. Выстрелы, громкий лай, рычание, крики‑команды, суета в темноте, сеявшая все больше паники, и оглушительный вой не меньше полусотни волков, взявших нас в кольцо. Кто‑то вручил мне ружье и велел стрелять в воздух, ни в коем случае не целясь никуда ниже, дабы не ранить кого‑то из товарищей. Я послушно делал это и отошёл подальше, чтобы не мешать остальным. Больше всего меня пугали горе охотники, которые по приезду накатили водки и легли спать. Теперь же эти пьяные люди были вооружены. Стреляли они без разбора в темноту, и я очень переживал, чем все это закончится. Как оказалось, люди не пострадали, но погиб хороший кобель, одного из пьяных охотников. Он сам попал в собаку. В темноте было не разобрать, где звери, где люди. Слава Богу, что все сравнительно благополучно закончилось. Утром мы собрались, чтобы попрощаться с погибшим псом. Понурый и снова пьяный хозяин, похоронил его неподалёку на берегу. Он не считал себя виноватым, и пить меньше на охоте не стал. Это было самое печальное зрелище, которое мне приходилось видеть за последнее время.

Местные не любят москвичей, да как мне кажется, их никто не любит, именно из‑за таких персонажей. Я ничего не сказал никому из группы, но мне кажется, что все сразу поняли, что я не одобряю подобного поведения и стали помалкивать при мне, обходясь общими фразами. Вечером мы, вышли из машины и направились к костру, где все собрались чаевничать. То и дело раздавался дружный весёлый смех и матерок, но как только я подошёл, они слегка притихли, изредка поглядывая в мою сторону. В одном кругу с весёлой компанией сидел охотник, молча строгавший из деревяшки какую‑то фигурку. На мое присутствие рядом с собой он никак не отреагировал, и я принял это за одобрение. Одет он был как все, но на шее был толстый шнурок с кусочком меха и большой чёрной бусиной. Мне протянули железную кружку с чаем. Я поблагодарил и, обжигаясь, осторожно прихлебнул ароматный напиток. Он был крепким, без сахара, явно заваренным на местных травах. Охотник проследил мой взгляд и усмехнулся:

– Это барсук, сын леса, – указал он на свой талисман.

Я кивнул головой.

– Я не охотник, как они, – указал он кивком головы на компанию, которая, не обращая ни на кого внимания, продолжила веселиться. – Я зверолов, как и ты. Не убиваю зверей.

Протянутую мной руку он пожал как‑то неумело. Будто видел это раньше, но не практиковал. Все вдруг замолчали и посмотрели на нас, а один молодой охотник тихо подошёл к зверолову:

– Ахти, посмотри в воду. Знаю, не любишь, но очень надо, понимаешь? Жена у меня беременная. Посмотри, что там, а? Братик, страшно, врачи молчат, ты же знаешь, как два раза было, а? Посмотри в воду?

Я удивлённо рассматривал молодого охотника. Он просил гадать, или мне показалось? Это было так неожиданно, чтобы современные люди верили в подобные вещи. Зверолов молчал, нахмурив брови.

– Не дури, Федор, – окликнул старый охотник молодого парня.

Парень смотрел на зверолова в упор, но тот по‑прежнему молчал. Молодой, понуро опустил голову и ушёл в свою палатку.

Все помолчали, и компания снова начала разговаривать, пить чай и рассказывать истории из жизни на охоте. Я наклонился ближе к зверолову и спросил:

– Почему вы мне сказали, что вы зверолов, как и я? Ведь я не зверолов.

– Говорить не хочешь? Понимаю. Но у тебя чистая душа, я её вижу, на ней нет крови. Вот у него, у Федора, отец и дед всю жизнь охотники, за деньги. Нельзя брать в лесу больше, чем может съесть твоя семья за раз. Если промысел или в удовольствие, то Лембой придёт за долей. Леший. Старики верят в это. Не смотри так, будто я с ума сошёл. Это то, чему меня отец учил. Вот и забирали у него сыновей оба раза, третьего Лембой не заберёт. Третий, это высший, совершенный. Нужно назвать его Тойветту – долгожданный. Хороший будет сын. Слышишь, Федор? Не упади только, уши навострил.

В темноте тут же раздался громкий мат и всплеск воды, будто кто‑то упал и скатился с берега в реку. Все грохнули от смеха и смотрели как молодой охотник, с совершенно счастливым видом выходит к костру и начинает снимать сапоги:

– Ахти, водяной благословил, благодари, Федька, – смеялись мужики у огня.

– Ага, ага я сейчас, – парень побежал к палатке.

Я сидел заворожённый происходящим. Федор быстро вернулся обратно и поставил у ног зверолова крупный холщовый мешок. Вид у молодого охотника был победоносный и счастливый. Зверолов взял мешок и потрогал пальцем вышивку.

– Мать шила? Готовился.

– Ага.