Игра. «Не спеши узнать чужие секреты…»

– У Вас много друзей здесь? – просто так спросила я.

– Нет, я по натуре затворник, мало с кем общаюсь. Ванда – это моя семья, а все остальные, просто знакомые, отношениями с которыми я мало дорожу. Ты, наверное, меня понимаешь. После смерти мужа, – тише добавил он, – ты тоже захотела уехать подальше от всего.

– Но Вы не уехали.

– Я сменил пристанище. Сначала слонялся по Италии, потом работал во Франции. Я в Венеции поселился снова спустя пять лет после ее смерти. – тихо произнес Леонардо, погрузившись в воспоминания.

– Как ее звали?

– Анна, – тихо ответил голос, в котором звучали ноты горечи и тоски.

– Ванда сказала, что она была очень красивая женщина, и вы ее часто рисовали.

– Да, – он помолчал, погрузившись в свои мысли. – У нее были восхитительные волосы. При определенном свете они всегда отливали красным. При дневном свете они полыхали медью, при огне свечей – кроваво красным, при свете луны они становились темными как гранат. Необычайный цвет. И кожа у нее была белая как твоя, – его глаза приковались к моим обнаженным плечам и груди.

От этого стало не по себе. Меня сравнивали с покойной. То дом, в котором жила она, то кожа. Я вздрогнула, а память предательски напомнила мне мой сон.

– Вы ее тоже рисовали?

– Да, у меня сохранилось много ее портретов.

Он помолчал и добавил.

– Но я на них редко смотрю. Не люблю вспоминать. Знаешь, когда она умерла, я провел месяц в комнате среди ее портретов, никому не позволял входить и убирать их. Это было тяжелое время. С тех пор они лежат у меня на полках, и я их не достаю.

– А я не могу выбрасывать вещи. Даже кольцо до сих пор ношу.

Он перевел глаза на мою руку, обхватил ее своими и поднес к себе.

– Красивое кольцо. И огранка необычная. Оно старинное?

– Это было кольцо его бабки, – я моментально воспроизвела в памяти момент, когда Поль подарил мне это кольцо.

– Это рубины?

– Рубины и бриллианты.

– Говорят, если подарить возлюбленной рубин, останешься в ее сердце навсегда.

Моя рука задержалась в его ладонях на некоторое время.

– Все проходит, Катерина, – он поднес руку к губам и поцеловал ее. И сжимая в своих ладонях, заглянул мне в глаза. – Я знаю, как никто другой. Боль утраты со временем стихает! Кто‑то винит себя, кто‑то других, кто‑то Бога, но, в конце концов, он начинает жить своей жизнью, без этого человека.

– Мне бы его уверенность! – подумала я.– Ведь я не просто потеряла, я была причиной гибели. Это тяжелым бременем лежало на плечах, и спасения не было, куда бы я ни бежала. Закрыть такую дверь в свое прошлое невозможно.

Мысли снова понесли меня на дорогу, по которой мчалась машина на огромной скорости. Я вжимаюсь в сидение и кричу.

– Поль, прекрати, останови сейчас же!

Он только поворачивает голову, и отводит глаза от дороги.

– Поль, мне страшно! Останови!

– Ты моя!

– Останови!

Я бью его по рукам, не в силах сдержать паники. А он со злостью смотрит в стекло заднего вида, в котором отражается другой догоняющий автомобиль, и прибавляет газ.

– Мы разобьемся!

– Думаешь, я вожу хуже?

– Поль прошу, – я срываюсь на рыдания.

– Мы навсегда вместе, ты и я! – его взгляд снова впивается в меня. – Вместе и в жизни и в смерти!

Я пугаюсь еще больше, и тут машина срывается вниз.

– Катерина! – из задумчивости меня вывел голос моего спутника, – Ты о чем‑то задумалась?

– Нет, просто осмысливала сказанное Вами.

Я, наконец, вытащила свою руку из мужских ладоней и взяла его под руку, направляясь дальше по ходу. Мы прогуляли еще часа полтора. Пока он не отвел меня домой. Леонардо проводил до самых дверей дома и простился. Я закрыла за ним и облокотилась спиной о дверь, оглядывая свое жилье новыми глазами. Трудно поверить, что когда‑то здесь кипели такие страсти. Внешне дом был очень уютным и спокойным, ничто не намекало на ужасы прошлого. Теплые тона дерева, уютная мебель, красная обивка, изношенная и при этом более домашняя. Картины и другие предметы декора тоже выглядели весьма дружелюбно. Я оторвала тело от двери и пошла на кухню. Налив воды и поставив цветы в вазу, купленные и подаренные Леонардо, заварив себе чай, устроилась поудобнее за столом, позволяя мыслям поменять направление.

Все было уже сине‑черным, и приближение ночной поры в пустом доме ощущалось острее. Вкрадчивый цвет проскальзывал через окна, безжалостно превращая уютные виды интерьера в пугающие, таинственные, чрезмерно холодные, опасные, как острие лезвия. Я вздохнула, расположившись с компьютером за кухонным столом, и приступила к работе. Сделав необходимые записи, сидела второй час и пила чай, и как‑то само собой получилось, что зашла на сайты, посвященные зданиям Венеции. Строчки молниеносно прочитывались глазами, все глубже погружая в раздумья мозг. Я бегала глазами по текстам, искала, но упоминаний о моем доме не было. Только о значимых для культурного наследия зданиях, церквях и палаццо, немного об общественных здания. Ничего интересного. Единственное, что было действительно интересным, – это риэлтерская фирма, которая работала здесь. Она поставляла информацию, и помогала в продаже домов. Информацию о сделках она не давала, но адрес ее был. Я записала его себе и выключила компьютер. На часах было уже половина первого.

Руки поднесли чашку под струйку воды. На донце забулькало и заиграло, вода вылилась из емкости и побежала по дну раковины. Глаза медленно скользнули по стенам кухни, не боясь оставить без внимания чашку, осмотрели все еще раз, напоследок взглянув в окно, и переместились на пол. По полу скользнула полоска. Я вздрогнула, чашка затряслась в руках. Мне почудилось, что в окне мелькнула тень. Тут же вскинув глаза, я глянула в окно, затем ошеломленно уставилась в пол, который продолжал быть таким же пустым в лунном свете, как и раньше. Лоб сморщился.

– Мне уже мерещится невесть что, – сказала я самой себе и поставила чашку на поверхность стола.

Требовалось срочно дать голове покой и свободу от мыслей и воспоминаний. Я поднялась к себе в спальню, разделась, легла на кровать и закрыла глаза. После долгой прогулки мне требовался отдых, и я надеялась проспать очень крепко. Глаза были плотно закрыты, я ощущала, как падаю в темноту.