Игра. «Не спеши узнать чужие секреты…»

– Думаю, ты сможешь себя найти еще и как экскурсовод, – сказала я со смехом и стала бегать глазами по мрамору, замысловатым украшениям, лепнине, ангелочкам…

– Нравится? – подойдя совсем близко ко мне, спросил Габриэль.

– Мне все здесь нравится, – ответила я, не отрывая глаз он интерьера.

– Была здесь раньше?

– В церкви? – переспросила я, взглянув на него.

– В городе, – ответил Габриэль, чьи глаза в эту минуту казались очень черными. Как у волка, который смотрит на добычу и готов съесть ее.

– Один раз.

– Романтическая поездка? – без доли веселости в голосе, но с алчущим взглядом, произнес мужчина.

– Предсвадебная, – тихим голосом произнесла я.

От страха я сказала правду, не уточняя, что замуж я вышла после этой поездки совсем за другого. Вид Габриэля в данный момент пугал настолько, что я ощутила себя добычей, на которую идет охота.

– Правда?! – вскинул он брови.

Я кивнула, и стала двигаться к алтарю, чтобы подальше отойти от опасности.

– А где проходил твой медовый месяц? – не унимался он, продолжая преследовать меня и задавать неприятные вопросы.

– Не здесь.

– Не хочешь говорить?

– Не хочу.

Я все ближе подступала к алтарю, Габриэль шел за мной следом.

– Сказания Венеции прекрасной,

Ни временам, ни судьбам не подвластны.

Под сводами ажурными сонливо,

Хранят их талисманы молчаливо.

И в портике Священников старинном,

Где сумрачен рассвет, и ночи длинны

Легенду ветер с моря навевает –

Там души двух возлюбленных витают.

– Что это? – улыбнулась я.

– Старинная венецианская легенда о прекрасной сирене и рыбаке.

– Расскажи, – улыбнулась я.

 

6

 

Это было много‑много лет назад, когда камня на этой земле было гораздо меньше, когда большую часть суши занимали болотистые топи. Когда не пылали огни дворцов, когда еще не слышался шум с торговых площадей и пристаней. По водам не плавали гондолы – горделивые черные хозяйки каналов, только рыбацкие лодки рассекали своими некрашеными боками водную гладь, площади не знали разряженных в карнавальные костюмы и маски венецианцев, тогда…

Когда эту землю уже истоптали ноги гуннов и римлян, но еще не ступали ноги великих художников, рыбаки каждый день расправляли здесь сети, смотря зоркими глазами в синее море, хранившее под своей гладью много секретов и сокровищ, способных любого сделать самым богатым человеком на земле. В один из дней, обычных и необычных одновременно, когда небо было кристально синее, солнце светило ласково и неярко, самое любимое и самое дорогое для любого венецианца – море, призывало к себе и обещало подарить свои богатства любому смельчаку.

Тогда… молодой рыбак по имени Орио, как обычно, вышел в море за уловом. Взял свою старую лодку, сети, которые давно не чинил, весла, и поплыл как можно дальше от берега. Волны плескались о края лодки, солнце припекало, делая без того загорелую кожу рыбака еще более темной. Весла ударялись о воду, тонули, снова поднимались к солнышку, и не успевая просохнуть, вновь погружались в морскую гладь. Лодка остановилась, и молодой рыбак закинул сети, кое‑где дырявые, присел на край своей лодки, грустно вздохнув о своей доле, стал ждать. Ждал долго. Шелест волн ласкал его слух так приятно, что Орио ненадолго прикрывал глаза, потому как не спал две предыдущие ночи от тяжелой работы, и открывал снова, боясь пропустить нужный момент. Он прикрывал и открывал глаза вновь и вновь, боясь скинуть в воду сеть, но все было безмятежно. И не заметил, как его сморило.

Когда Орио снова открыл глаза, все вокруг было окрашено в цвет индиго. Ночь давно укрыла покрывалом все живое и собиралась проглотить неудачливого рыбака навек. Орио от испуга стал вертеть головой, пытаясь хоть что‑то увидеть в темноте. Ничего! Темная вода, темное небо – это все, что его окружало – все кругом темным‑темно, и не было слабого огонечка вдали, чтобы понять, где берег. В отчаянии Орио стал взывать к святой Мадонне, чтобы та помогла ему выбраться на берег живым. Он плакал и стенал, простирая руки в черное небо, и слышал только шелест волн. В эту волшебную ночь его услышала вовсе не Мадонна.

В темноте морских волн, вокруг маленькой лодки Орио замелькало что‑то блестящее и очень быстрое. Оно передвигалось туда‑сюда, очень быстро. Глаз не успевал поймать движущийся объект. Орио никак не мог понять, что это за блестящее чудо. Может, какая рыба? То как звезда блеснет около поверхности, то гаснет, уходя на дно. Рыбак нащупал невод и стал тянуть его. И чем сильнее он тянул, тем напористее рвалась рыбка из сети, чем ближе был конец, тем ярче становилось сияние. Наконец, желанная добыча была на дне лодки и осветила своим жемчужным светом все вокруг. Рыбак застыл в изумлении, пытаясь прийти в себя от увиденного. Мираж ли то? Или черти решили посмеяться над ним сегодня ночью? А может, это опять сон?

На дне, в сетях, требовавших давно починки, лежала сирена такой красоты, что от восхищения у Орио перехватило дыхание. Ее бледная, белая кожа светилась изнутри, чешуя на хвосте было перламутровой, словно и не чешуйки, а маленькие жемчужинки покрывали ее хвост. Руки ее были тонкие, грудь колыхалась и была обнажена. И волосы… волосы…

Орио разглядывал и никак не мог понять цвета ее волос. В темноте все было темным, но он подозревал, что цвет был вовсе не черный. Он дотронулся до лица прекрасной сирены, и она открыла свои бездонные глаза. В этот самый миг, когда сирена взглянула на него, Орио влюбился по‑настоящему. В этот самый миг Орио познал, что такое истинная любовь. Сирена еще шире открыла свои глаза, и замолвила голосом, мелодичным как колокольчик.

– Отпусти меня, рыбак. Не причиняй зла. Я тебе не принесу ни злата, ни сытного обеда. С меня толку не будет, только еще одна загубленная душа.

– Я бы рад, – ответил рыбак.– Но боюсь, что если отпущу тебя, то отсюда мне никак не выбраться. Я не спал два дня, и меня сморило на солнце. Если ты мне не поможешь, то я сгину в этой тьме. И загубленная душа уже будет на твоей совести.