Играя с ветром

– Подала заявление на развод, – хоть Милка и вздохнула горько‑горько, но сверкающие азартом глаза слепили, выдавая эту шикарную брюнетку с потрохами. – А он плачет второй день у своей матушки на груди в МОЕЙ квартире. Можно я у тебя поживу пару дней? Пока он зализывает обиду, а потом я отправлюсь в отпуск, где меня ждёт море, пляж и загорелые мужчины…

– Оставайся. Мой ковчег – твой ковчег. И заметь, без кур, козлов и баранов… Я хоть покормлю тебя, – ткнула подругу, с удивлением осматривая откуда‑то взявшуюся стройность. Лицо её так изумительно заострилось, подчёркивая глубину зелёных глаз, острый носик и дерзкие скулы. Люся довольно посматривала на своё отражение в зеркальной поверхности духового шкафа и не могла сдерживать улыбку. Хорошо ей было, а это не скрыть… Влюбилась, Люсинада… Ой, влюбилась…

– Сама ешь, вон, кожа да кости, – она вернула мне тычок под рёбра, а потом начала щекотать.

Мы ещё долго смеялись, пытаясь не думать о той треклятой ночи в баре, и смотрели в интернете виды птиц, чтобы моя подруга вновь не попала впросак.

И сердце вроде отпускать стало. Лёгкий перезвон счастья стал заполнять душу, вот только занозой сидела досада. Мой внезапный рыцарь не написал ни единого словечка за всё время своего отсутствия! А вдруг… Вдруг… Вдруг у меня крышу тут сорвало?

 

Глава 8

 

Лёва

– Ты серьёзно, что ли? – Керезь валялся на диване и ржал во всю глотку, заглушая своим смехом великолепный и успокаивающий шум прибоя. Я вновь приложился к горлышку бутылки, сделал несколько больших глотков в попытке прогнать это ужасное чувство досады, что прочно поселилась внутри. – Она тебя не вспомнила? Смотрела в глаза и не вспомнила???

– Нет, бля**! Отвали, Гера! – я со всей дури пнул ротанговое кресло и вылетел из дома. Каждый раз становилось душно, когда вспоминал о бывшей школьной подруге. Бля… Откуда она взялась на мою голову?

– Нет, Лёва, теперь ты от меня уже не отделаешься, – друг выскочил следом за мной. – Доний, так что получается, что все эти слухи вокруг твоей секс‑персоны были байками? А что? Если женщина, проведя с тобой ночь, сбегает из квартиры, а наутро даже не может вспомнить, с кем загуляла, то ты плохо старался, старик, – Гера шёл по пятам, долбя в темечко своими колкостями. – Обидно, больно, но нужно смириться и принять…

– Какого хера я тебе рассказал? – я по старой привычке прошёлся по волосам, чтобы поправить резинку, но… СУКА!! Керезь, падла, отомстил мне за прокол с родителями Сеньки и отрезал во сне мою гриву. Я чуть от инфаркта не умер с утра, увидев своё отражение. Ладно, хоть не налысо… Пришлось утром мчаться в салон и исправлять ситуацию. Пальцы непривычно проскальзывали, а на лицо теперь постоянно спадали короткие пряди. Взревел и рванул к кромке моря, ноги погрузились в холодный зыбкий песок, а ласковые волны пытались успокоить мой бушующий гнев.

– Можно подумать, я не знал, – Гера закурил и сел на песок, смотря в чёрное звёздное небо. – К личному лифту есть выход всего у десяти квартир, Лёва… Всего у десяти.

– И что?

– Ну, считай сам, – подмигнул он и стал загибать пальцы. – Царёв, Королёв, Керезь…

– Всё, заткнись! – зашипел я и рухнул рядом с ним. – Какого чёрта я поддался на уговоры переехать? Сидел бы в «Вишнёвом», дышал бы чистейшим воздухом. А теперь вот, – взмахнул бутылкой, расплескав по песку добрую порцию спасительного обезболивающего. – Как, Гера, мне теперь свою самооценку собирать?

– В «Вишнёвом» у нас свои шпионы имеются, – зашептал Гера. – Ладно, друг, я заткнулся. Ты мне скажи, какого хрена Сквознячок ничего не помнит? Напоил её, признавайся?

– Придурок ты, товарищ прокурор, мне бабы и так дают, какого хрена мне их травить? – я вздрогнул от воспоминаний того вечера…

 

… – Лёв, а это что за долбоящеры, жадные до чужих женщин? – крякнул Кирилл Чибисов, перегнувшись через столик, за которым мы глушили водку. Я, потому что впервые оказался отвергнут, а он… Да по тому же поводу.

Даже не успел понять, как Ника с Милкой выскочили из женского туалета, угодив за столик к незнакомой мужской компании. Наблюдал, как один из них нагло скользил пальцами своими сарделечьими по её спине, играя с упругими локонами, и сжимался от бурлящего гнева. Успокаивал себя, заставлял дышать полной грудью, но всё напрасно было. Ладони почему‑то горели, внутри всё клокотало, а пальцы в кулаки сжимались, требуя драки.

Ещё Чибисов, мать его, подначивал своими ценными замечаниями. Меня колотило так, будто на электрический стул присел по собственной воле. Извивался, пытаясь не упускать из виду столик у бара, за которым веселилась Ветерок. А она будто нарочно уселась спиной, прикрываясь шикарной копной шоколадных волос. Играла крупными локонами, перекидывая их с одной стороны лица на другую, шёлковая пелена рассыпалась, на мгновение открывая игриво выглядывающий край татуировки, скрывающийся под её абсолютно противозаконно‑откровенным платьем. Да это даже платьем назвать было сложно! Кусок бархата, дарующий мне надежду золотой змейкой молнии вдоль позвоночника. Как же мне хотелось дёрнуть за сверкающий крестик и содрать эту бестолковую накидку, что всё равно ни хрена не прикрывала…

Смотрел так, будто в этом многолюдном баре мало было красивых девушек, но нет… Мой мозг пульсировал, а в носу застрял аромат её пьяной малины. Какого хрена, Лёва? Что случилось?

Не было у меня ответа…

Я всегда на неё смотрел, как на мелкую из 8‑го «а». Помню её пухлые румяные щёчки, тугую косичку и голубое платьице ниже колен. Она была малышкой, которую было принято оберегать не меньше, чем Сеньку Мишину, с которой мы выросли на одной лестничной площадке. Она же всегда была у меня на виду до первого курса, когда я сбежал из родительского гнёздышка. Малышка‑заучка из 8‑го «а»…

Я поёжился от своих крамольных мыслей, от которых кровь закипала, а пах наливался бурлящим оловом. Меня прожигало изнутри что‑то запретное, внезапное… Смотрел, а в голове крутилось «не трожь… не трожь… ВОЗЬМИ!!!».

Как девочка с косичками за один вечер могла трансформироваться в смертоносно сексуальную фурию? Эти её глаза чистые‑чистые, вздёрнутые бантиком губы и такая порочная родинка над губой… Откуда это всё? Додумать я уже не успел, потому что рванул с места, когда увидел, что один из мужиков за контролируемым мной столиком что‑то бросил в бокал Ники, пока второй явно отвлекал внимание, разлив винище по стеклянной поверхности.

– Нет… Нет… Нет… – шептал, наблюдая, как она соблазнительным движением смахивает со стройных обнажённых ножек красные капли вина. – Ты видел?

– Я надеюсь, что ты не про ножки, – шикнул Кир и резко затянулся кальяном. – Кислота?

– Я откуда знаю, Чибисов! Ты же мент! – чуть не заорал, когда Ника залпом опустошила шампанское.

– Да, но я пьяный мент, а это немного… Обязывает, – хрипел Кирилл, как‑то суетливо смотря по сторонам. Я даже не сразу понял, что этот жук в погонах камеры вычисляет.