Интрижка

Такая нежная, раскаявшаяся. Родная.

Но что это изменит? Даже признав свою ошибку, Лёся ни за что не выкинет сиротку на улицу.

Пытаюсь сосредоточиться на отчетах, планах продаж, но не могу вникнуть в суть. Цифры хороводом проносятся в голове, сгорают в огне желания. Змей уже приподнял голову и настойчиво подсказывает мне, что мы могли бы наказать Лену по‑другому. Жёстко. Так, чтобы утром встать не смогла и глупые идеи, как превратить наш дом в общежитие, напрочь пропали из хорошенькой головы. Показал бы кто в этом доме босс.

Но я его пошлые идеи мужественно отвергаю. Эдак Лена еще войдет во вкус и будет специально идти против меня.

Спать приходиться на животе. Лёся не сдаётся, жмется ко мне грудью, царапает твердыми сосками, шелк ночнушки не спасает от того, что я чувствую ее, мечтаю сжать покусать острую вершинку, зализав языком.

Целует так нежно, что просто пиздец. Матрас проткнуть могу. Но держусь, крепко сцепив зубы.

Сложнее становится, когда Лена отворачивается и плачет, тихо всхлипывая. Теперь я чувствую себя виноватой. Хочется прижаться к ней, сказать что все хорошо и не злюсь больше. Но это не так. Она большая девочка, у нас взрослая дочь и Лена должна понять, что слезы ничего не изменят. Я не хочу повторения подобной ситуации в будущем, а если Оля останется в нашем доме, – уверен, подобное повториться и не раз.

Этот бой мне дался не без потерь неверных клеток и приобретенной от неудовлетворенности раздражительности. Но во сне я не владею собой.

Змей взял власть над разумом и притянул меня к ней. Проснулся от того, что сжимаю грудь, а член упирается в промежность, пульсирует болезненно.

Чертов предатель! С кровью отдираю себя от нее, и матерюсь в душе на дурацкую гордость, которая заставляет меня включить мужика. Кому вот от этого лучше?

Непонятно только как мне работать в подобном состоянии.

Сейчас бы Лена со всем раскаяньем извинилась бы передо мной, стоя на коленях, и делала самый лучший минет в моей жизни.

Ничего не помогает от утреннего стояка. Ни горячая вода, не холодная.

Пошлые мысли по кругу наяривают в голове. Сменная одну развратную картинку другой.

Поэтому заслышав осторожные шаги под дверью, я уже не хочу бороться, кому от этого легче? Мучаю и себя и ее.

Наоборот, выхожу из душа являя во всей красе стоячий член. Ручка медленно поворачивается и на пороге распаренной ванной комнаты появляется… Ольга.

Твою ж мать!

Вместо того чтобы с диким криком выбежать, или извиниться, она стоит как вкопанная и таращится на меня, на эрегированный член, облизывая губы.

Провожу по мокрым волосам руками, капельки пота стекают по груди. Она со взглядом хищника провожает их.

– Что встала? – рычу я, сердясь на себя, что оставил полотенце слишком далеко, чтобы достать, нужно подойти ближе к ней.

Она делает решительный шаг вперед и прикрывает дверь.

Усмехаюсь. На что она рассчитывает? Что попрошу благодарность за гостеприимство? Делаю шаг вперед, Оля смотрит на меня своими невинно‑порочными глазками, краснея теребит край коротеньких шортиков.

– Что ты делаешь? Решила помочь с утренним стояком? – она выдыхает, кусает губу.

– Вы сказали: «что встала», и я подумала…» – краснеет до кончиков ушей.

– Что разрешу тебе отсосать? – хватаю полотенце и оборачиваю вокруг бёдер. – Пошла отсюда!

Она пулей вылетает из комнаты.

Как я и думал. Тварь обыкновенная.

Лёся ее жалеет, сочувствует, а эта не прочь стать давалкой.

И Олю не смущает, что Лена дома и в любой момент может войти, что знает меня всего‑то ничего. Что будь моя воля, помогать бы не стал. Довез бы до больницы и предоставил бы ей самой решать свои проблемы. Я, наверное, бессердечный. Не жалко ее. Но жена полная моя противоположность.

Лена искренняя и добрая, не ждет подлости в ответ, как и благодарности. Помогает, потому что не может по‑другому. Иначе ее совесть загрызет. И за это я ее тоже люблю. И должен принимать ее такой, как есть.

Одевшись, спускаюсь на кухню. Как всегда, меня ждет вкусный завтрак, но есть в присутствии гадины, нацепившей овечью шкурку не собираюсь. Мне хочется выкинуть ее прямо сейчас, сообщив Лене причину.

Да, жене будет больно, обидно. Но это необходимо сделать, избавиться от паразитов.

Я чмокаю Лену в щеку и иду в гараж. Где возле машины меня поджидает Оля, переминаясь с ноги на ногу.

– Я хотела поговорить, – мнется, краснеет. Того гляди из ушей пар пойдет от перенапряга, – о том что случилось в ванной.

– Нечего обсуждать, – отодвигаю ее от машины и сажусь внутрь. – Вечером ты вылетишь отсюда как пробка. Так что пакуй вещички и ищи место, где будешь ночевать.

– Я и не распаковывала.

– Предусмотрительно. Надеюсь, когда я вечером вернусь домой, тебя уже здесь не будет. Мне не доставит удовольствия открывать Лене глаза на то, что она приютила соску, – захлопываю дверцу.

– Михаил, – она стучит по окну, обливаясь слезами. – Мне некуда идти!

– Мне плевать. Я все сказал, – ворота медленно поднимаются, и я сдаю назад.

 

Глава 8

 

День выдался сумасшедшим. Совещание, проблемы с переводом от заказчика из‑за границы, нашествие налоговиков. И все в один день. Еще безопасники отдали планшет уволенной секретарши. Говорят любопытная информация.

Надеюсь хоть дома проблем не будет и Оля свалила наконец‑то.

Сворачиваю на свою улицу и даю по газам. Дорогу мне преграждает Оля.

– Я хочу поговорить, – поправляет спортивную сумку. Такая огромная, что того гляди, опрокинет ее на спину. Сворачиваю на обочину и киваю на соседнее сидение. Она садится, устроив сумку на коленях.

– Не знаю зачем остановился, но рассказывай, – глаза опухшие от слез.

– После детского дома, я не знала куда приткнуться, – она говорит, смотрит безжизненным взглядом вдаль. Не знаю почему, но меня трогает.

Наверное и для меня она стала ассоциироваться с дочерью. Плохо.

– В техникум меня не брали. Не смогла сдать экзамены. Получила справку об окончании восьми классов. Наши воспитатели говорили, что я тупая. Наверное они были правы. А может на мою успеваемость повлияло то, что меня практически каждую ночь били. Я просто боялась уснуть, как результат, делала это на уроках.