Как его завоевать?
– Нет, яиц штук семь, наверное, – задумчиво произнесла я.
Он разделся, помыл руки, а я, как тормоз, продолжала заниматься раздеванием картошки. Пока Спаситель года не произнес, снова объявившись на кухне:
– Я сам почищу картошку. Ты ставь воду на пельмени и яйца жарь.
Мы практически молча занимались приготовлениями, пока не сели за стол. Картошка еще шкворчала, распространяя аромат на всю квартиру. Спиногрыз пришел к нам и улегся под стол.
– Тебе собачку не надо? – с надеждой в голосе спросила я, двигая капитану тарелку с пельменями.
– Нет, она у меня с голоду сдохнет…
– А что так? – не поняла я.
– Я на работе сутками.
– А‑а‑а…
– Черный перец есть? – спросил парень. Я подала перечницу, затем выложила на тарелку яичницу и села. И поняла, что успокоилась. Вся эта суета вокруг ужина, надежный дядька рядом, и все хорошо.
Надежный… Надо же… а в обед чуть суп им на голову не вылила. Вот так человек в минуты отчаяния и страха начинает верить и в черта, и в Бога.
– У деда кто‑то есть из близких? – спросил мой спаситель, закинув в рот пельмень, черный от количества перца.
– Тебе… нигде не припекает? – задала я ему вопрос с ошеломленным видом.
– Че?
– Ну… перца много…
– Нет, нормально, – отмахнулся он и принялся рьяно трясти перечницу над тарелкой.
– А как тебя зовут?
– Илья.
– Илюшка, – задумчиво повторила я.
– Илья, – поправил он, снова проглотив пельмень. Мне подумалось, что его можно было б называть Ильей Муромцем, но судя по количеству перца, потребляемого в пищу, он больше походит на Змея Горыныча.
– Меня Женя.
– Ага, – кивнул он, всем своим видом показывая, что ему, собственно, плевать, хоть Маруся.
– Дак что там с дедом? – Илья отодвинул пельмешки в сторону и приступил к поглощению яичницы. Я колупалась в своей тарелке.
– Умер дед, – ответила я, витая в облаках.
– Да ну… – он невозмутимо дзынькнул вилкой по тарелке, – а я и не понял…
– А… дед… – дошло до меня наконец, – сын у него есть…
– Контакты есть?
– У артистки все данные.
Он вопросительно глянул на меня.
– Ну у той соседки…
– Дама девятнадцатого века? С веером?
– Именно.
Он сыто отодвинул пустую тарелку и уточнил:
– А именья своего у нее нет?
– Чего?
– Именья… с Петрушкой‑кучером, ну или, там, Настькой, крестьянской дочкой…
Я расхохоталась. Зато на лице полицейского не было и тени улыбки.
В это время раздался стук в двери, я чуть не слетела с табурета.
– Спокойно, – невозмутимо сказал Илья, – чего дергаешься?
Пришел наш участковый, составил рапорт, выписал направление на сохранение. С помощью вездесущей Маргариты Яковлевны, которая, кажется, дежурила в подъезде, связались с сыном. Не знаю, кто вызвал, но спустя какое‑то время явилась похоронная служба, и тело деда наконец увезли.
Пожиратель последних пельменей удалился, махнув на прощание пятерней и не проронив ни слова.
Стоило попытаться выловить соседского сына, который явно был где‑то поблизости. Либо в квартире деда, либо у соседей. Но я так устала. И уже не хотела ничего, кроме как в душ и на диван.
Спиногрыз так и проспал всю суету в коридоре моей квартиры.
– Завтра отдам тебя, ты тут не это…. не привыкай…
Утром пришлось выпереть пса на прогулку.
– Далеко не уходи, а то я на работу скоро, придется в подъезде тебе торчать!
В этой дворняге с невежливой кличкой был главный плюс – она гуляла сама по себе, прям как кот в песне.
Я озабоченно смотрела в нутро холодильника, что ж оставить‑то собаке поесть? Если б в холодильнике вздернулась мышь, я б ее труп оставила Спиногрызу. Но даже мыши там не было. Зато в морозилке нашелся заскорузлый кусочек фарша, который попахивал довольно специфически. Явно давно лежал в уголке одного из лотков. Ну, как говорится, чем богаты…
Я оставила на полу в железной тарелке этот фарш, а также то, что не доела вчера. Себе заварила пакетик овсяной быстрорастворимой каши. Затем налила псу воды.
В отражении старого трюмо, ибо зеркалом этого крокодила я не могла назвать никак, на меня смотрела лохматая дама, похожая на алкашей нашего района.
– Н‑да… не ебабельная ты, Женька, это факт, – сказала я своему отражению.
Но на другой образ как‑то не было ни сил, ни желания. Я надела белую кофту, потому что черный цвет сейчас явно не приукрасит мое замученное лицо. Затем спустилась вниз и позвала Спиногрыза. Удивительно, но по пути не встретила никого из соседей.
– Куда все подевались‑то, – пробубнила я, – может, как в фильме «Один дома», исчезли, потому что я так захотела?
И стоило мне об этом подумать, как из‑за угла вывернул Павел Иваныч, уже в конкретном подпитии.
– О, Женеч… ик… а… Добрейшего утречка!
Почему алкоголики всегда общаются так, будто они из другого века? Ну, они никогда не скажут «женщина», обращаясь к кому‑то, скорее «ваше благородие» или «мадемуазель»…
– Ага, – кивнула я, – доброго… Спиногрыз!
Собака, весело виляя хвостом, вышла из‑за мусорных бачков. Фу. И этот дворовый псиный гопник живет в моей квартире.
– Не найдется ста рублей? – уточнил, пошатываясь, Павел Иваныч.
