Кандидат
Рэдди удивлённо поднял брови. Оля была вторым человеком в его жизни, кто чувствовал его, как собственную ладонь. И умело пользовался этим. Она, и раньше Эстра. Но тут всё было иначе. Сестра росла с ним и растила его, Оля же просто появилась рядом, и всё сразу поняла. Чего даже он сам ещё не понимал.
– Ничего.
Рэдди если и опасался в разговорах вспоминать родителей, то именно из‑за треклятой паузы неловкости, обязательно возникавшей и длившейся долгие разбухающие минуты.
С Олей такого не случилось, спустя мгновение она уже выспрашивала что‑то у Рэдди о его «подчинённом», том самом, которого он ходил навещать в госпитале. Рэдди отвечал, переводя дух. Она поражала его.
– Да ерунда, Оля, ну что ты в самом деле, попросту в моём звене, как назло, оказалось полно не прирученных, диких, разжиревших на эвкалиптовой листве ленивцев. И я – главный из них. У нас вечно так, чуть расслабишься – тут же кто‑то кому‑то срежет выхлопом левый обтекатель.
– Ха! Скажешь тоже.
Ей действительно было весело. Вся эта скучная даже самому Рэдди галиматья отчего‑то раз от разу отражалась в Олиных глазах искорками смеха. Или он, и вправду, настолько глупо при этом выглядел?..
– Ну, мы редко выбираемся за границы ЗВ, всё‑таки – Планетарная оборона, что нам на орбите делать? Но зато летаем по‑настоящему.
– Рэдди, но отметь же, ПКО – пережиток прошлого. Прибежище мальцов вроде нас с тобой, которым делать нечего. А так, какая‑никакая, а романтика.
– Нет, ну почему, по статистике большая часть регулярного Флота и войск ГКК набирается из состава местных Корпусов Обороны. Мы – как бы ступенька туда, в космос. Шансы велики…
– А я вот так и не смогла в себе побороть боязнь к этому вот «шансы велики». Не могу я так. Мне подавай полную определённость. Вот и подалась в конце концов делать карьеру на поприще ГИСа. Хотя иногда и жалею, что забрала заявление из Кадетского.
– Так ты что, хотела к нам поступать?! Я тебя недооценил.
В который раз.
О, да, если бы прошла стартовые тесты, военная карьера её, как мог оценить на свой взгляд Рэдди, могла пойти вверх просто на загляденье.
– Только зря ты отказалась от такого шанса, уж я‑то могу оценить твой потенциал.
Оля заулыбалась. Очередной класс улыбок. На этот раз улыбка убийственная.
– Вот уж не могла раньше предположить, что можно вот так – самым неприкрытым образом льстить другому и одновременно самого себя нахваливать!
Рэдди замялся. Да, что‑то он, и вправду, не то сказал.
– Ой, Рэдди, перестань смотреть такими отчаянными глазами, не нужно измышлять из моих слов невесть что, не загружайся. Пошли лучше на свежий воздух!
Странно, Рэдди оглядел стол и невольно отметил, сколько уже выпито и съедено. Такая гора всего! И когда это они только успели?! Он замучается теперь себя обратно в форму приводить.
Он начал было вылезать из своего кресла, но тут почувствовал под ногой какой‑то небольшой твёрдый предмет, вязко заскользивший от касания его ноги по полу.
Согнувшись в три погибели он попытался разглядеть, что там такое. Пришлось высвобождаться из пластиковых объятий мебельного монстра с удвоенной осторожностью. Ещё чего не хватало, в чужом доме что‑то поломать. Оля в этот момент что‑то выговаривала гному, подбежавшему убирать со стола, и Рэдди этим не преминул воспользоваться. Наклонившись, он заглянул под низкую столешницу. Что же там такое?
Это было блюдце, самое обыкновенное перевёрнутое блюдце, а вокруг него розовая лужица чего‑то густого и молочного. И во все стороны – разводы от его ботинок.
Рэдди выпрямился, ошарашено посмотрел по сторонам, на эту царившую вокруг идеальную чистоту, на эти белоснежные потолки и стены, на этот тщательно подсвеченный таинственными узорами пол, после наткнулся на вопрошающий взгляд Оли. Но он же ничего не переворачивал! Выходит, оно тут так и было.
– Что?
– Да так, ничего, там у тебя… блюдце… – Рэдди старался сдержаться изо всех сил.
Оля изобразила удивление.
– Я же сказала, что у меня кошечка!
И правда, откуда‑то из темноты на свет выбралось хвостатое существо неопределённой породы.
Зато вполне определённых повадок. Кися грациозно подобралась к перевёрнутой посудине и брезгливо сделала несколько лакающих движений языком, показывая, что она это, оказывается, ест.
Рэдди не мог больше терпеть, он изнемогал.
– Кошечка с блюдечком?
Было не совсем чёткое ощущение, что его душит смех, да что там, его просто плющит от смеха об эту самую стену, по которой он сейчас в конвульсиях сползал.
По далёким слабоосвещённым комнатам раскатился дикий хохот. Эти звуки просто не могли принадлежать человеку. Вернее, людям, – Оля тоже, вытянув ноги, в изнеможении села на пол и, содрогаясь в спазмах смеха, размазывала по лицу выступившие на глаза слёзы. Так они и смеялись, глядя друг на друга, а вокруг настороженными кругами ходили кошка и гном.
Они никак не могли взять в толк, что же такое происходит.
Он нечасто позволял себе вспоминать родителей, их прежнюю жизнь в старом доме, далёкое детство, вот так, однажды ушедшее, чтобы никогда больше не возвращаться.
Что‑то забылось само, что‑то он постарался забыть, но временами к нему что‑то подступало, буквально заставляя оборачиваться и из‑под прикрывающей глаза от слепящего света ладони вглядываться вдаль.
Когда‑то было и вот так. Только потянись, и память вернётся, оживляя то, что исчезло. Так может, оно никогда и не исчезало?
У большинства его сверстников родители были куда старше. Галактика была велика, возможности человека безграничны, первые сто лет отведённого срока каждый с горящими глазами стремился покорить самые неприступные вершины, сделать карьеру, внести свою лепту в величие Галактики Сайриус, и перечислить все мириады путей, которые вели к этим вершинам, было невозможно.
Молодые люди щедрой рукой, горстями рассыпали вокруг годы и годы, пробуя различные поприща, совершенствуясь в науках, искусствах, ремёслах и умениях. Впереди была целая жизнь, позади – лишь былые надежды, овеществившиеся или позабытые, легко или с горечью. О прошлом не было принято жалеть, о будущем было принято мечтать.
