Кисть и пистолет. Мое сердце пусто
Ехали целый час. Это на карте было близко, но дороги прямой нет, приехали ближе к вечеру. Место чудесное, на берегу широкого устья Спенсер‑Крик при впадении в Камберленд. Великолепный вид на лесок на том берегу, на разбросанные домишки или фермы. Пока я разглядывала открывающиеся виды, Билл поставил палатку. Я хотела сразу сесть за мольберт, но Билл сказал, что вечерний пейзаж мне пока рано пытаться рисовать. Предложил отложить учебу на завтра, а пока искупаться. Купаться не очень хотелось, хотя я и взяла с собой купальник. Билл начал возиться с костром, а я залезла в палатку, переоделась, иду к воде, пробую ее ногой – теплая. Оборачиваюсь – пришла в смятение: Билл идет к воде абсолютно голый. Наверное, у меня на лице было такое изумление, что Билл с удивлением спросил:
– Что с тобой? Ты что, голого мужика не видела? Член тебя смущает?
Ничего не ответила, отвернулась, бросилась в воду, отплыть от него подальше. Обернулась, а он стоит еще около воды, нисколько не стыдясь своей наготы. Так и не приблизилась к нему в воде, я ведь плаваю хорошо – по крайней мере, лучше Билла. И выскочила из воды раньше него, бросилась в палатку. Только начала переодеваться, он заходит тоже в палатку, прижимается всем телом:
– Замерз, вместе теплее. Сейчас я презик надену.
А я ведь уже сняла с себя все мокрое. Какой там холод – от него жаром пышет. Бормочет что‑то. Не успела опомниться, как мы уже лежали на моем брошенном платье. В первом сексе, когда его не ждешь и не желаешь, ничего приятного. Сначала боль. Потом терпела его, пыхтящего. Никаких мыслей, только желание: «Скорей бы это кончилось». А Билл, закончив, с досадой говорит:
– Ты как колода, никакого движения.
Потом, осмотревшись, добавил:
– Так ты еще целка была? Надо же… Хоть бы сказала.
Но я, не отвечая, выскочила из палатки. Бросилась к воде, не обращая уже внимания, что голая. Нет, не топиться, просто обмылась. Выгнала его из палатки, переоделась:
– Все, мы уезжаем.
– А занятия? Ты же хотела завтра рисовать.
– Хотела… раньше. Сейчас уезжаем.
Вернулись, когда еще и десяти не было. Удивленной Ребекке только сказала, что место не понравилось.
Помирились через два дня. Как его винить, все‑таки он мужчина. Как иначе он мог реагировать на близость голой девушки? Все‑таки у меня, кроме него, нет хорошо знакомых парней. Еще через некоторое время он стал приходить ко мне в спальню каждую неделю. Не могу сказать, что просто терпела его. Нет, временами даже хотелось, чтобы скорее пришла суббота, обнять его, забыть на некоторое время о кафе, о красках, обо всем, чем жила неделю.
Но когда он предложил все‑таки съездить на Спенсер‑Крик, категорически отказалась. Поехали в другое место. Там я делала эскизы почти целый день. К концу месяца скомпоновала маленькую картину в масле. Билл уговорил меня выставить ее и три акварели из тех, которые он когда‑то назвал «средненькими» в прибежище художников Warehouse 521.
Честно говоря, никто из моих знакомых не обратил на мое «творчество» никакого внимания. Но из трех акварелек две купили – купила женщина средних лет, сказала, что повесит в спальне умершего мужа на месте «пошлых», как она выразилась, голых баб. Ну что ж, хоть так они кому‑то пригодились. С гордостью положила в сумочку 75 долларов. На пять долларов пришлось сделать скидку за пару. Галерея не взяла с меня комиссионные, хозяйка посмеялась, что это, мол, первый блин. На эти деньги Билл заставил меня купить хорошее шампанское, пирожные, фрукты. Устроили у Ребекки маленький праздник. Ребекка искренне радовалась за меня, даже предложила выставить свой портрет на продажу. Кажется, она серьезно это предложила, хотя и не без внутреннего сомнения. Много раз говорила, что портрет ей нравится. Шутя сказала ей, что нарисую новый и его‑то продам. Шутила, конечно, но потом всерьез засела за портрет Ребекки маслом. Решила повторить композицию акварельного рисунка, поэтому сначала работа двигалась быстро. Но потом я запуталась с цветами ее юбки. Сначала хотела приглушить цвета, сделать более серьезный вид – показалось скучно. Вернулась к ярким краскам, но немного размыла очертания роз, добавила складки на бледно‑голубой юбке. Показала Биллу. Он смотрел долго:
– Знаешь, что‑то не пойму. С одной стороны – вульгарно. Оксюморон какой‑то: сморщенная старуха и кричащие розы на нелепом фоне. С другой стороны – мне нравится. Сам не пойму, что именно нравится. Возможно, то, что несколько невнятная и в тоже время кричащая юбка оттеняет подчеркнуто детализованное лицо. Заканчивай фон, но не испорть старуху. Не нужно вставлять еще одно кричащее пятно.
Работала полные две недели. Чувствовала, что теперь это можно назвать работой. Это не игра, не штудии – это работа. Жалко только, что нельзя эту картину подарить Ребекке. Показала ей, она поахала, потом сказала, что акварели ей вполне достаточно. Я ведь должна выставить ее, показать всем. Билл тоже посмотрел окончательный вариант, сказал только: «Не испортила». Но выставила ее уже в следующем месяце.
Глава VI
Август
Роберт
В Орегоне помимо моей родины Бивера имеется еще и Бивертон, и Бивер‑Марш, и, кажется, Бивер‑Крик. Вообще, наш штат называют бобровым. А в США более пятнадцати Биверов в разных штатах. Наверное, когда‑то везде добывали бобров. И мой Бивер – один из самых маленьких, просто поселок.
Приземлился в Портленде. В свое время упомянул Юджин для Роуз просто так. Из Юджина до отцовского Бивера очень далеко. Да и из Портленда нужно проехать сотню миль. Но не ждать же автобус, тем более что прямых автобусов нет, нужно ехать с двумя пересадками. Даже таксист поехал безо всякой охоты. Когда наша машина остановилась у дома, разнервничалась собака. На ее лай вышла Кэтрин, ахнула, увидев меня, бросилась на шею, потом отодвинулась, осмотрела:
– Так изменился… Совсем мужиком стал.
Неужели я так поправился за последние годы? Но возражать не стал.
– Зато ты, Китти, совсем не изменилась! Такая же красивая.
Не стал говорить «стройная». Все равно не поверит, что искренне. Раздобрела, одета слишком по‑домашнему.
– Не болтай, какая уж там красивая… Двоих детей родила, двоих мужчин нужно кормить. Совсем нет времени за собой следить.
– А где отец и Джон? В лесу?
– Где же им еще быть? Но отец должен вечером приехать. Иди, искупайся с дороги, а я тебе приготовлю обед.