Кисть и пистолет. Мое сердце пусто

После очередной получки – Флоренс платила мне в понедельник за прошлую неделю – купила все, что нужно для работы с акварелью. На большее не решилась, не покусилась. Деньги у меня были, я ведь так и не потратила двести долларов, которые дал мне при расставании Роберт. Но я еще не была уверена, оставит ли меня на работе Флоренс, хотелось иметь запас на черный день. И начала заново осваивать цвет. В старшей школе я много работала с акварелью, но только с неживыми предметами, в школьной комнате для дополнительных занятий, где я и еще три девочки два раза в неделю осваивали рисунок и акварель под руководством приходящего старого учителя рисования. Я говорю «девочки», так как они были на два года младше меня. А теперь мне пришлось осваивать в парке живую природу. Да еще я начала рисовать Ребекку. Это она меня попросила, когда увидела в моем альбоме рисунок с силуэтом проходящей по аллее женщины. Бюст генерала Роберта Ли мы рисовали в школе, но живых моделей у нас не было. Да и учитель наш считал, что мы должны сначала хорошо набить руку на статичных моделях. Поэтому первые два акварельных рисунка Ребекки я со стыдом выбросила, отказавшись показать их моей хозяйке. Правда, она не очень и настаивала. Возможно, для нее главным было то, что она могла сидеть недалеко от меня и тихо говорить. Она была идеальной моделью: спокойно сидела в своем кресле – я рисовала ее в салоне – и ровным голосом рассказывала бесконечную историю своей жизни. Думаю, что ей было почти безразлично, слушаю ли я ее. Но время от времени я выражала удивление или одобрение.

После неудачи с акварелями я сделала три детальных наброска в карандаше. Один из них, на котором Ребекка заинтересованно смотрела куда‑то вдаль, мне понравился. По нему и начала заново экспериментировать с акварелью. Технику акварели я более или менее освоила в школе, но с цветом у меня всегда были проблемы: накладывая слой на слой, очень часто получала не тот оттенок, который требовался. Поэтому стала отрабатывать на отдельном листе (не в альбоме) наложения красок. На это у меня ушла целая неделя. Боялась, что не смогу запомнить все эти варианты оттенков и порядок нанесения красок, но к концу недели с удивлением поняла, что ничего запоминать не нужно, многие оттенки получаются автоматически. Такое впечатление, что глаза и руки сами знают, что нужно в данный момент делать.

Только после этого я снова стала рисовать мою Ребекку. С третьей попытки получилось почти удовлетворительно, на мой взгляд. Но мне не понравилась одежда Ребекки – серые и черные тона. Попросила одеть что‑нибудь яркое. Думала, ей это не понравится, но она вернулась из спальни в бежевой кофточке и яркой светло‑голубоватой юбке с разбросанными тут и там аляповатыми розами. Несколько смешно: сморщенная старушка – и кричащий наряд. Но обычно потухшие ее глаза светились такой радостью, что я воскликнула:

– Великолепно!

Для моих упражнений это был действительно подходящий наряд. А Ребекка начала длинный рассказ, как она в этой юбке путешествовала в 1956 году по Южной Калифорнии, познакомилась с Фредом. Неожиданно воскликнула:

– Какое прекрасное было время, как мы любили друг друга!

Покосилась на меня, поправилась:

– Не подумай чего‑то плохого. Фред сделал мне тогда предложение. К сожалению, он был католик. Мои родители категорически запретили выходить за него замуж. Возможно, они были правы. Мой Моше был очень хорошим человеком, полностью обеспечивал меня. Только Господь не дал нам детей. А Фреда я больше не видела никогда.

На четвертом варианте я остановилась, вырезала рисунок из альбома и подарила Ребекке. Она его вставила в рамочку и поставила у себя в спальне. Именно после этого она предложила мне перейти в спальню Моше, а гостевую использовать для рисования. Это было очень удобно. К тому же я теперь решилась освоить и кабинет Моше, в котором нашла целую библиотеку.

День рождения прошел тихо, сидели с Ребеккой за столом, пили чай с тортиком, Ребекка рассказывала очередные истории из своей жизни. А я думала: встречу ли я следующий день рождения – двадцать лет – вот так же в компании одной Ребекки?

 

Глава III

Май

 

Роберт

Визит невысокого ирландца был для меня полной неожиданностью. Правда, он предварительно позвонил и спросил, можем ли мы встретиться. Было раннее утро. Я еще только встал, собирался побриться и отправиться позавтракать в ресторан «Два дога». И тут звонок. Голос спокойный, уверенный. Такому трудно отказать. Да и смутило меня небрежное упоминание о Хантсвилле. Об убийстве в Хантсвилле последнее время ничего не писали, я надеялся, что до меня так и не доберутся. А тут на тебе – звонок.

Ирландец, я так для себя назвал его, хотя, может быть, он был шотландцем, представился агентом ФБР Вилли Донованом. Возможно, именно из‑за фамилии я решил, что он ирландец. Но он совсем даже не был смуглым, хотя фамилии теперь почти не имеют отношения к реальному виду человека. Да и имя у него было совсем обычное. Донован сразу же сказал, что ФБР не имеет ко мне претензий:

– Мы установили, что именно вы, господин Линдгрен, позвонили первым в полицию о проблемах в доме госпожи Сарры Голдваттер.

Я промолчал, а он объяснил:

– Поставили на прослушку ваш телефон с разрешения судьи и сравнили с голосом сообщения. Вас, естественно, включили вначале в список подозреваемых. Но были особенности убийства и ограбления, характерные для целой серии подобных случаев в южных штатах, тем более что подозревать вас в изнасиловании Сарры Голдваттер было бы странно, учитывая вашу с ней длительную связь.

– Так что от меня нужно в таком случае?

– Защита, ознакомившись со всеми материалами дела, требует вызвать вас в качестве свидетеля. Прокурор думает, что защита хочет определенными вопросами к вам посеять у присяжных сомнения в доводах прокуратуры.

– Так убийцу нашли?

– Нашли трех человек, но их нельзя называть убийцами, пока это только подозреваемые, тем более что мы не можем доказать, кто из них перерезал госпоже Сарре Голдваттер горло. Пока всех троих можно только обвинить в изнасиловании – зверском изнасиловании – и грабеже.

– А чем я могу помочь следствию? Я не видел их, видел только результат. Смотрел несколько минут.

Перед глазами возникла картина того, что видел, и я добавил:

– Вошел (ключ у меня был) и увидел полуголую Сарру в растерзанном платье, в луже засохшей крови. Ничего не трогал, тут же ушел, уехал домой и через час выехал из города.

– Вот это нам и нужно видеть в ваших показаниях. Мы имеем показания хозяина апартаментов о времени вашего с ним разговора. Есть данные о времени смерти Сарры. Нужно ваше уверенное заявление под присягой о времени вашего визита к госпоже Голдваттер и о том, что кровь была засохшей на вид. Я сейчас сниму с вас предварительные показания. Вы их подпишете, и надеюсь, что защита, ознакомившись с ними, откажется от идеи вызывать вас в суд.

– А почему вы этим занимаетесь, а не люди прокурора?