Книга жизни

Честно, я не собирался давать брату денег. Хотя и чувствовал, что должен сделать это. Казалось, я должен всем землякам! Для них я был господином, достойным человеком, преподавателем университета, они всегда кланялись мне при встрече. Знаю, я подлец! Тетушка Лю кормила меня в детстве молоком и кунжутной лапшой. Однажды во время сильного снегопада я заблудился, и дядюшка Инь нашел меня в шалаше из соломы, отнес домой и угостил жареным бататом. Когда я учился в университете, шестая тетя сунула мне в руку 65 фэней… Я помню все! Но, как говорится, неужели за каплю доброты нужно вернуть целое озеро?

Иногда мне было грустно, иногда я злился. Порой мною овладевали смешанные чувства, и я готов был биться головой о стену. Как можно быть таким мямлей?! Это душило меня. Я – преподаватель университета, выгляжу порядочным человеком, если встретить меня на улице. Но что скрывается за «упаковкой»? Почему я не могу порвать с земляками? Почему не могу снять с себя шкуру деревенщины? Когда‑нибудь это меня убьет. Я понимал, что больше так не могу.

Утром я поссорился с заведующим кафедрой. Лао Вэй – хороший человек. Он всегда ценил меня и заботился обо мне. Даже должность и статус преподавателя я получил благодаря ему. Именно он на публичном обсуждении заседания кафедры выступил за мое повышение вразрез с общим мнением (преподавателям нужно опубликовать три статьи в национальных профильных журналах, а у меня в то время было лишь две публикации, и еще две лежали на рассмотрении у редакторов).

Увы, и Лао Вэя я умудрился разочаровать.

Завкафедрой, когда взволнован, стучит по краешку стола кончиками пальцев. Вот и тогда он начал яростно барабанить, повторяя:

– Чжипэн, ничто не должно отвлекать вас от работы! У вас огромный потенциал, а вы им не пользуетесь. Скажите, что вы делаете?

– Вы мной недовольны? – удивился я.

Лао Вэй жестко отчеканил:

– Вы погрязли в низости. Как можно быть таким? Ученый и благородный муж должен погружаться в область познания, а не болтать целыми днями, стараясь завести связи. А еще вы слоняетесь по улицам и ищете, у кого бы занять денег. Интеллектуал должен относиться к деньгам как к грязи! Посмотрите на себя! Как это выглядит со стороны? Вы сделали из себя вульгарную деревенщину!

Поначалу я слушал его спокойно и со всем соглашался. Но после слова «деревенщина» мне словно наступили на хвост. Оно вывело меня. Ненавижу это слово всем сердцем. Я вдруг пришел в ярость, бросил книгу, которую держал в руке, на стол и сказал:

– Это я вульгарная деревенщина? А кто, по‑вашему, не деревенщина? Вы, что ли?

Лао Вэй разозлился так, что изо рта у него пошла пена. Он не ожидал, что я буду груб и посмею ему перечить. Завкафедрой внезапно понизил голос, взял себя в руки и разочаровано произнес:

– Никогда, никогда я не буду больше с вами разговаривать. Выйдите вон!

Я понял, что погорячился, и, придя в себя, пробормотал:

– Господин Вэй, извините, я не хотел…

Но он только махнул рукой:

– Молчите! Молчите!

Теперь я понимаю, Лао Вэй был прав. Я ученый человек, а кручусь‑верчусь как белка в колесе. Хочу прервать все контакты с деревней Улян. Нужно перестать попрошайничать, словно собака. Иначе я совсем перестану себя уважать.

Выйдя из кабинета завкафедрой, я утешал себя: «Дело не в том, что ты не хочешь помогать людям, а в том, что ты не можешь всем помочь. У них нет культуры, они не знают, что такое церебральный паралич. Я проверил информацию: детский церебральный паралич – это синдром врожденной гипоксически‑ишемической энцефалопатии и черепно‑мозговой травмы у новорожденных, и что касается текущей медицинской ситуации, то в мире нет лечения… К сожалению, эта проблема нерешаема! Я не могу погрузиться в бездонную яму. Я уже достаточно долго «торгую лицом» и больше не хочу никого просить».

«Беги!» – скомандовал я себе.

В ту ночь тайком, словно вор, я отправился в детскую больницу. Чувствовал себя виноватым из‑за того, что хотел посмотреть, исчезло ли мое «бремя». Перед больницей повсюду шумно сновали женщины с малышами на руках. Крики детей походили на звук жарящейся во фритюре еды, взгляды их матерей были ужасающи – они резали без ножа. Изо всех сил стараясь избегать столкновений с женщинами и детьми, я бочком прошел в реанимацию; у меня не хватало смелости смотреть людям в глаза.

Я добрел до стационара на заднем дворе, осмотрел детские палаты и далее направился в отделение интенсивной терапии, не зная, в каком инкубаторе находятся внуки моей шестой тети. Они не «золотой мальчик и нефритовая девочка», спустившиеся на землю с небес, а демоны, посланные Янь‑ваном. Они здесь, чтобы высосать все. Я не могу подходить слишком близко, иначе меня узнают. Если меня кто‑то назовет по имени, я просто умру.

Приблизившись к окну, я заглянул внутрь. Из палаты доносилось интенсивное гудение электричества. Больные младенцы лежали в тесно стоявших инкубаторах. Эх, мальчик мой! Ты еще так мал, но уже столько страдал! Дитя, не вини меня за это. Почему ты не родился в богатой семье? И как было бы здорово, если б ты, дорогая малышка, оказалась дочерью адмирала. Или родилась наследницей миллиардера с огромным количеством слуг! Если бы вы родились в британской королевской семье, в Букингемском дворце, и королевский врач позаботился бы о вас! Но вы появились на свет не в том месте. Как же так, почему вы родились в семье простолюдина? Милые дети, если у вас есть какие‑то претензии, идите к царю загробного мира и жалуйтесь ему. Не вините меня, я ничем помочь не могу…

Сердце мое было наполнено грустью. Я не волк, я еще не стал волком. Могу быть только лисом, который постоянно убегает. Возможно, завтра или послезавтра старый дядя пришлет людей из деревни Улян, и они «съедят» меня. Один за другим они будут предъявлять мне претензии и говорить гадости.

Я чувствовал себя униженным до предела. Теперь, когда погряз в долгах, я не смел даже пойти нормально перекусить в студенческую столовую, боялся, что люди увидят мою убогость. Всегда ходил на ужин последним, почти перед закрытием. И ел только соленые огурцы за пять фэней…

Заметив, что Мэй Цунь начала обращать на меня внимание, я не мог позволить себе думать о ней! Цветы достаются другим, красавицы достаются другим, ты – куча вонючего дерьма, которая ничего в этой жизни не получит.

Я понимал, что если останусь в университете еще на несколько лет, возможно, получу звание профессора и стану научным руководителем магистратуры. Вот только если я не могу разобраться даже с собственными делами, как смогу решать проблемы других людей?!

Я был сбит с толку, ночь напролет ходил по улице и думал, не потеряю ли источник дохода из‑за всех этих обстоятельств? За последние несколько лет я опубликовал девять статей, вот‑вот должен был закончить диссертацию и стать доцентом… Я вспоминал глаза Мэй Цунь – красивые, ласковые, взгляд с поволокой… И не хотел отказываться от всего этого!