Книга жизни
Выйдя из участка, я хотел позвонить дяде и попросить, чтобы кто‑то забрал родственницу. Но она смерила меня жестким взглядом и процедила:
– Сколько ты заплатил?
– Восемьсот.
– Хорошо, – кивнула она, – я верну тебе деньги. Но ничего не говори моему отцу. Никому в деревне ни слова. Иначе я всем разболтаю, что беременна от тебя, понял?
Что сказать: Вэйсян была хулиганкой, но не дурой. Она не пропадет.
– Давай куплю тебе билет на поезд, возвращайся домой, – попросил я через паузу.
– Нет, – она покачала головой. – Я туда не вернусь. Пока молода и красива…
– Твой старый отец просто сходит с ума…
– Не говори мне о нем!
– Ну что ж. Тогда…
– Зачем ты завел этот разговор? Мне до отца нет никакого дела. Он всегда заботился только о тебе. Ты просто пользовался нами всеми. Чего тебе еще надо?
Я поежился:
– Слышал, тебя дважды арестовывали. Мне сказали…
– И что дальше? Мне с неба ничего не падает. Такова моя участь. Все, что я имею, – продается, и да, я продаю себя. Тебя не продавала. Жалко денег? Я верну тебе их, обещала же!
– Мне жаль тебя.
– Не надо меня жалеть! Ты весь из себя такой важный, а я – шалава. Давай пойдем каждый своим путем.
Это была наша вторая встреча. Первый раз мы случайно увиделись, когда я только приехал в город. Меня пригласили в местный массажный салон, и я плохо представлял себе, чем, кроме массажа, в салоне занимаются…
Я знаю, она ненавидит меня. Как и своего отца. Она – сама ненависть. Гнев в ее глазах похож на муравьиный рой. Я знаком с этим гневным взглядом с детства. Муравьи и в свете фонарей остаются черными.
– Твое тело… – сказал я.
– Не беспокойся об этом. Я все решу.
– Может, ты…
– Иди своей дорогой, а я пойду – своей. Деньги тебе верну. И смотри, не проговорись отцу, что ты меня видел.
Кивнув, она быстро смешалась с толпой и исчезла.
А я встал с велосипедом у обочины дороги. Я был на грани обморока. Такое бремя для меня слишком тяжело. Эта тупоголовая деревня вот‑вот меня раздавит. Великий вождь сказал, что у него есть хитрость обезьяны и сила тигра. Я же хотел бы стать лисом. Да, было бы неплохо! Хочу действительно избавиться от «багажа» и встать на горке, любуясь. Хочу сказать: «Я сирота и никому ничем не обязан». Но я не могу этого сделать.
Я стал бояться отвечать на телефонные звонки. Как только слышал треньканье, весь покрывался мурашками! Кто сообщил жителям деревни номер моего телефона?! Я так и не выяснил. Когда‑то думал, что Юцай. И в душе проклинал его бесчисленное количество раз. Ведь только одну ночь мы провели под общей крышей! Я проклинал Юцая, но… в душе знал, что это не его рук дело. С того момента, как мы расстались, он никогда не искал встреч со мной.
И до сих пор не знаю, чьими стараниями я стал спасительной соломинкой для всей нашей деревни, единственной соломинкой, за которую могли ухватиться мои земляки. Как только у них возникали трудности, они отчаянно надеялись получить защиту чиновника. Но ведь я‑то не чиновник!
Какое‑то время я старался быть хитрым, как лис. Правда, старался. И врал. Я ненавидел, презирал себя за это, но продолжал врать. Всякий раз, когда мне звонили, я менял голос и говорил на пекинском диалекте[1]: «Вы откуда? Кто это? Кого вы ищете?.. А, вы ищете кого‑то по фамилии У? Что ж, у нас был У Кутянь, но сейчас его здесь нет. Нет его здесь. Я тут временно, пока он в командировке… Когда вернется? Трудно сказать…» Или: «Эй, кого ты ищешь? Ван, здесь нет никого по фамилии Ван. Не знаю такого. Ошиблись номером, вы ошиблись номером». И клал трубку. А иногда так: «Привет, кто это? Вам нужен Туцзы? Как здесь может быть Туцзы? Кто такой Туцзы? А, он пропал. Вы его ищете? Кто его ищет? Идите в участок и там выясняйте». «Что, ищете кого‑нибудь по фамилии У? У Кутянь, У Чжипэн, верно? Кажется… есть, есть такой человек. Но он ушел. Да, был и ушел. Ушел, переведен в другое подразделение… В какое подразделение его перевели? Не знаю». Как‑то раз я совсем разозлился и прокричал в трубку: «Кто я? Государственный совет. Государственный совет Китайской Народной Республики. Я дам вам 10 000 тонн пшеницы. А вы кто?» Вот черт!
Никто не хочет жить с чувством вины. Всякий раз, когда я заканчивал разговор, слезы наворачивались на глаза. Вспоминались бескрайние поля родной деревни. А иной раз чудилась мне старая корова, которая смотрела укоризненно и выговаривала: «У Чжипэн, какая же ты все‑таки свинья, тетка кормила тебя своим молоком, дядька за тобой дерьмо вытирал! А ты – просто кусок ослиного помета, тебя сложно даже человеком назвать!»
Я боялся телефонных разговоров, как чумы. Избегал их. Хорошо быть сиротой – сирота свободен. А если относиться ко всем по‑родственному, проблемам не будет конца. Мое сердце стало черствым, черным. Я дрожал, и сердце мое дрожало. Не раз и не два я обманывал родню. Каждый раз, поднимая трубку, я был полон решимости поговорить с земляками по‑человечески, но никак не выходило. Я мог бы просто считать: «First, second, third, fourth…» – эффект от разговоров не изменился бы. Мы настолько не понимали друг друга, что, казалось, я общаюсь не с деревенскими, находящимися за двести километров от города, а из космоса пытаюсь договориться с жителями Земли. О Господи! Слышать их неразборчивый малопонятный лепет – все равно что с духами разговаривать! Переливают из пустого в порожнее, мелют языками – вот чем занимаются в деревне бесконечно.
Но иногда мне не удавалось избежать разговора или соврать. Однажды коллега крикнула, что меня просят подойти к телефону. И я тут же пожалел, что взял трубку. Звонил старый дядя, которому я не мог отказать.
– Ты знаешь, что произошло? – поинтересовался голос на другом конце провода.
– Что? – озадаченно спросил я.
– Внучка твоей шестой тети, женщины из семьи Кунь, – помнишь, она поила тебя своим молоком? Так вот, ее трехлетняя внучка упала в реку и утонула в прошлом году.
Я пробурчал что‑то в ответ, поскольку не мог говорить громко. Дядя уточнил:
– Ты меня слышал?
Я ответил, что связь плохая, но на самом деле, конечно, все слышал. И дядя продолжил:
– К счастью, невестка твоей шестой тети снова забеременела. И в молодой семье Кунь скоро родится ребенок. Нужно будет узнать в окружной больнице, мальчик это или девочка.
Я вздохнул с облегчением: мальчик или девочка, мне‑то какая разница? Узнать несложно. А дядя добавил:
– Твоя шестая тетя с сыном и невесткой едут в город.
Сердце мое внезапно забилось сильнее, а голос изменился и задрожал:
– Зачем они едут, в чем дело?
[1] Диалект, распространенный в столице Китая, фонетическая основа стандартного варианта китайского языка путунхуа.
