Когда звезды чернеют

Во вторник, 21 сентября, Кэмерон отправилась к своему лучшему другу, Грею Бенсону, чтобы позаниматься, а потом пешком пошла домой. Дома она была примерно в 18:15. Она и ее мать Эмили поужинали, потом Кэмерон ушла к себе в комнату. Сразу после десяти Эмили заглянула к Кэмерон. Они пожелали друг другу спокойной ночи, потом мать, как обычно, включила сигнализацию и отправилась спать, предполагая, что Кэмерон тоже уснет. Но на следующее утро, в семь, зайдя разбудить Кэмерон к завтраку, женщина обнаружила, что в комнате пусто, а сигнализация отключена. У нее не было времени задуматься, почему: то ли что‑то сломалось, то ли она забыла ее включить. Пропала ее дочь.

В 7:09 она позвонила своему мужу, Трою Кёртису, который находился в Малибу. Разговор длился три минуты. Как только Эмили повесила трубку, она позвонила в 911. Офис Уилла откликнулся почти сразу. Еще не было восьми, а они уже расспрашивали Эмили и прочесывали комнату Кэмерон в поисках улик. Но ничего не нашли.

На воротах была установлена видеокамера. Записи хранились неделю. Вечером двадцать первого на записи не было ничего необычного. Эмили приехала домой около шести, а потом не происходило ничего вплоть до вызова 911 и приезда команды Уилла. Они обыскали комнату Кэмерон, проверили дом и прилегающую территорию, но не нашли никаких следов взлома. К тому же ничего не пропало. По словам Эмили Хейг, Кэмерон экономила свои карманные деньги и держала в комнате по меньшей мере несколько сотен долларов. Но они остались нетронутыми.

Вот и все, что у меня есть. Практически ничего. Простейшее объяснение – Кэмерон решила сбежать. Отключила сигнализацию и выскочила из дома в ночь через переднюю дверь и дальше, в лес, избегая главных ворот. Такое случается постоянно. Дети сбрасывают родительские дома, как змеиную шкуру, перебираясь к чему‑то или кому‑то, обещающему свободу. Одна версия этой свободы черна и необратима, вроде утеса в сотне ярдов от дома Кэмерон. Она могла спрыгнуть оттуда. Тело унесло течением или было растерзано акулами. Кэмерон сознательно стерла себя. Побег был продиктован внутренней болью, которую никто не видел и о которой не догадывался.

Если она была склонна к самоубийству или даже просто эмоционально разбита, ее удочерение может являться частью уравнения. Кэмерон вручили государству перед ее четвертым днем рождения, в исключительно нежном возрасте, хотя, по моему опыту, таков любой возраст ребенка. Какой бы ни была ее жизнь, прежде чем от нее отказались – и помнила ли она об этом или нет, – это время по‑прежнему с ней. Я слишком хорошо это знаю. Оно внедрено в нервную систему, вплетено в ее главный чертеж. Там же останется и шоковая травма от замещения. За один день, в одну поездку на машине с социальным работником, ее старая семья стерта, выброшена, из ниоткуда появились новые родители, один из которых известен всюду. Эту часть я могу только представить, но это должно было сбивать с толку. Создавать новые трудности, когда она повзрослела и поняла, что ее мать – известная кинозвезда. Ненамного легче, чем одномоментная потеря семьи по чьему‑то решению, принятому за нее, возможно, даже без попытки объяснить. Подписаны какие‑то документы, и ее жизнь остановилась и запустилась заново. Девочку, которой она была, стерли вместе с данным при рождении именем и всем остальным. Братьями и сестрами, домашними животными, соседями, игрушками и воспоминаниями. Целыми годами жизни.

Смотреть на ее досье – все равно что смотреть на версию моей собственной истории. Поэтому я знаю, что даже если Кэмерон повезло с Кёртисами, как мне повезло с Хэпом и Иден, вряд ли она свободна от призраков. Неважно, насколько у детей устойчивая психика, насколько они желанны, любимы и взлелеяны новыми родителями. Исходные раны от заброшенности и отторжения не исцеляются по волшебству. Их не могут вылечить даже мужество и внутренняя сила, потому что родительские связи изначальны.

Матери и отцы должны быть рядом. Такова человеческая история, в каждой культуре, с начала времен. Моих рядом не было, родителей Кэмерон – тоже. Все шрамы, которые есть у меня, есть и у нее. Проблемы с доверием, привязанностями, проблемы идентичности, ощущение пустоты, изоляции, чуждости и отчаяния – трещины души, которые не зарастают. Я вижу их. Я живу с ними. Те, у кого внутри пустота, будут искать раз за разом, иногда всю жизнь, способы ее заполнить.

 

Глава 16

 

В то Рождество, когда мне было восемь, мама не вернулась. Конечно, мне было страшно. Я тревожилась, что она попала в какую‑то беду и не смогла позвонить. Я старалась не задумываться, где и как она может застрять без чужой помощи, пока мы с ребятами кучковались в ее кровати, выдав Фредди его собственную подушку. В какой‑то момент они наконец перестали спрашивать о Санте, и это казалось маленькой победой. Когда я легла, под одной рукой у меня оказались шелковистые волосы Эми, под другой – футболка Джейсона, и это почему‑то помогло успокоиться.

На следующее утро я оставила ребят смотреть телевизор, а сама ограбила консервную банку с деньгами в кухне и сходила в аптеку‑закусочную за хлебом, молоком, яйцами и арахисовой пастой, поскольку продуктовые магазины были закрыты. На обратном пути столкнулась с Филлис и Бернардом, и она скривилась, будто знала правду.

– А где сегодня твоя мама?

– Спит.

– Опять?

– Ага. – Внезапно я возненавидела ее и ее пса. – Надеюсь, вы хорошо встретили Рождество. До свидания.

 

* * *

 

Встреча с Филлис выбила меня из колеи, но когда я вернулась домой и закрыла дверь, день пошел отлично. На самом деле это был один из самых приятных дней в моей жизни. Без подарков – зато была еда и столько телика, сколько захочется. Мы построили в гостиной форт из простыней и одеял и играли в нем весь день. Когда стемнело, выключили весь свет, кроме гирлянды на елке, улеглись на ковре и смотрели вверх сквозь густые ветки, как радужные лампочки вспыхивают и гаснут. Почти как во сне. Потом я отвела детей в ванную и убедилась, что они вымыли головы и прочитали молитвы. К тому времени, когда мы пошли спать, я начинала верить, что мы сможем жить так вечно, даже если мама никогда не вернется домой. Я знала, как заботиться о Джейсоне и Эми. Я могла с этим справиться. С нами все будет о’кей или даже лучше, чем о’кей. Мы будем счастливы.

Однако следующим утром я проснулась очень рано и не выспалась. Джейсон обмочился в кровати, и мы все промокли. Пришлось подложить полотенца, но потом я все время скатывалась на мокрое место и каждый раз просыпалась. Еще я продолжала тревожиться насчет Филлис и думала, не столкнемся ли мы с ней снова и не начнет ли она звонить по телефону, чтобы выяснить, где на самом деле моя мать. Я почти не сомневалась, что она мне не поверила.