Короли преступного мира
Эльмира имела сексуальные отношения не только с Джоном. Частенько в общежитии Университета в комнате земляков собирались арабы. Устраивали вроде вечеринки… Шесть‑семь сексуально приятных ребят и две подружки. Выпив, раздевались, танцевали в чем мать родила и, конечно, пропускали их по очереди… В экстазе девочки орали, плакали и даже царапались, как все женщины, когда необузданная страсть завладевала всем их существом! Ничего особенного. Иногда разрядка наступала в романтическом минете…
Дон Роберт брезгливо морщился, прикасаясь холодными губами к рюмке с коньяком. Неприятно было слушать что‑то подобное о дочери, которую он так сильно и властно любил, но, что делать, жизнь есть жизнь, как любил говорить он сам – от нее ведь не убежишь, потому и принимай все в реальности.
Выслушав Ахмета Борисовича, он, безнадежно махнув рукой, тихо промолвил:
– Скажу по совести, не дюже хорошо. А что делать?
– Да ничего не делать, – пожал плечами Ахмет Борисович. – Перебесится, все станет на свое место. У этого секса нет криминала. Это скорее любопытство, шальная страсть «периода экспериментации».
Дон Роберт беззвучно засмеялся.
– Ты серьезно так думаешь?
– Всех в этом смысле матери рождают одинаковыми. – Чуть приметная улыбка тронула губы Ахмета Борисовича. – Мы привыкли к сексуальному аскетизму. Европа давно перешагнула это. В Англии, например, родители уверены в том, что дети должны перебеситься, чтобы запретный плод перестал травмировать душу. Мы запоздали с сексуальной революцией. Потому у нас – все особо, с русским сквознячком…
– Да, смысл в твоих словах есть. Но у тебя, наверно, существуют вещественные доказательства этой «экспериментации»?
– Конечно. – Ахмет Борисович протянул шефу видеокассету. – Дело в том, что богатые арабы любят кое‑что пикантное запечатлеть на пленку, чтобы вспоминать потом приятное.
Дон Роберт покачал головой, растряхивая волосы, допил коньяк и возразил мягко, наставительно:
– Приятно, да только не отцу… Спасибо, Ахмет Борисович. Главное, чтобы эта «экспериментация» не затянулась.
И они, переглянувшись, перешли на другую тему. Говорили о предстоящем конкурсе красоты… В воздухе витали уже новые «мисс» – «Мисс‑шоу эротики». Дон Роберт гордился своим новым изобретением.
Конкурсы развивались по восходящей… Еще недавно о стриптизах говорили с оглядкой, а теперь это было как само собой разумеющееся – специалисты даже утверждали, что ресторанное шоу без стриптиза – все равно что хорошо приготовленная закуска без приправы…
Красота становилась символом секса, и теперь, казалось, еще немного – и стриптиз перекочует на сцену конкурсов. «Мисс‑шоу эротика», пожалуй, была первой ступенькой к этому. Дон Роберт был уверен – дело лишь за временем…
Во Дворце культуры, где проходили репетиции нового разрекламированного конкурса красоты, было, как всегда, суматошно и по‑глупому шумно. За несколько дней тренировок девушкам осточертели красные купальники. Собственные тела, еще вчера великолепные в зеркалах, становились ненавистными – душа устала от назойливых мужских ощупываний глазами, от надоедливых любезностей, от всего, чем их здесь пичкали дотошные, хваткие режиссеры.
Красотки вставали полседьмого, с девяти утра и до семи вечера все репетиции на каблуках. Ноги становились деревянными, а тело вместо того, чтобы быть гибким и притягательным, едва подчинялось хозяйке.
После семи коктейль. Можно как‑то расслабиться и выслушать наставление шефа. Дон Роберт на девушек действовал прежде всего своей импозантной внешностью. Артистически густая шевелюра, кое‑где чуть тронутая сединой. На загорелом лице огромные агатовые глаза, сияющие блеском – все это заметно возбуждало красоток. Тем более они понимали, что именно от него зависела судьба…
Дон Роберт вел себя как поклонник, словно «снимал» девочек, как это делали в зале неизвестно откуда нахлынувшие продюсеры.
– Господи, – говорил он сладким голосом, – если бы вы понимали… Красота – это ведь дар божий! Как петь, рисовать, играть на сцене. Это талант, который не каждой дан по ее заслугам. Мама и папа бесплатно постарались. А как мы относимся? Как к чужому добру. Нет, девочки, не похвально!
Дон Роберт знал своих красоток, как опытные наездники знают своих лошадей. Он понимал душой, какой это товар – а к дорогому товару надо относиться осторожно, чтобы не повредить его.
Раньше в России нередко красоток звали стервами, конечно, за их стервозный характер. Да и сейчас, наблюдая за ними, дон Роберт видел не что иное, как парад кошечек, не очень умненьких и образованных, зато сногсшибательно красивых. Они бесконечно жаловались друг на друга, но еще вели себя достойно – и мягкие лапки, и бесшумная походка, и бархатный взгляд… Но дона Роберта не провести: в накале конкурса они зверели и были похожи на тигриц, тоже из кошачьей породы. И все та же любезность. Ловкая и хитрая женщина именно любезностью ставит на место соперниц. Потому говорить о честности между кошками не приходилось, и дон Роберт с ухмылкой иногда сам распалял эту стервозность: считал, что это хорошо двигает мотивацию и создает конкуренцию среди девчонок, заставляя выкладываться на все сто.
Среди конкурсанток немало четырнадцати‑шестнадцатилетних девочек. Еще наивные доверчивые глаза. Хрупкие, не сложившиеся полностью фигуры. Они обаятельны, эти девочки, похожие на смазливых мальчиков, простодушны, и к ним тянет…
Дон Роберт из многих выделил одну. Лариса сидела в фойе прямо на полу, забыв про парчовое платье, и смотрела кругом усталыми, слезливыми глазами.
Он подошел к ней с обворожительной улыбкой хозяина.
– О чем ты думаешь, выходя на сцену?
– Ни о чем. Мне теперь все равно. Ноги отваливаются.
– Ну а все же?
– О том, что на свете я – единственная женщина.
Ларису он выделил неспроста: на нее у него были свои планы. Он видел ее будущее, предназначенное для него, но пока это была еще тайна. Лариса капризна, любопытна и жалостлива. Она еще не кошка, а значит, еще и не стерва – она подрастающая кошка, но когти у нее уже острые. Дон Роберт дал понять ей свою заинтересованность, она не могла не оценить этого. Она уже сидела у него на коленях в офисе и пила с ним шампанское, дальше он не шел…
В этой пряной и глупой жизненной игре она верила в свою звезду, и, пожалуй, интерес дона Роберта ее поддерживал: ей снились призы и контракты. Она уже видела Варшаву, Берлин, Париж…
Роберт мог бы спокойно обеспечить ей победу. Для этого были свои способы в конкурсной комиссии – музыку заказывали те, кто платил деньги. Но делать Ларису победительницей не входило в его планы – она была нужна для другого, более важного для него, бизнеса.
Лариса заняла на конкурсе третье место. Для нее это был удар, хотя и небезнадежный. У девчонки, когда объявили результаты, тряслись руки, словно исполняли дьявольский танец, а фальшивые разноцветные камни в ее перстнях мерцали тусклым светом. Она медленно сжимала и разжимала кулаки, понимая свое плачевное состояние.
Роберт ее не утешал. Он смотрел влюбленными глазами, назвав комиссию «хамьем». Во всем, конечно, виноваты спонсоры: трудно понять, чем она им не подошла.
