Ледяной человек Отци. Повесть
Отправившись в путь, мы сбились с дороги. Начинало темнеть. В это время машину вела я, и на правах водителя, заявила, что подниматься в гору к замку ночью отказываюсь, надо поискать гостиницу, чтобы не пришлось спать в машине. К тому же замков мы уже повидали предостаточно, надо отдохнуть, как мы и хотели, пару дней в какой‑нибудь симпатичной гостинице.
При виде очередного указателя Элизабет вдруг безапелляционно заявила: «Сворачивай!» Я повиновалась. И не пожалела. Мы въехали в долину Сенале. Через час езды по живописным горным дорогам мы оказались в городишке, который показался нам идеальным местом для того, чтобы провести здесь оставшиеся дни. Он назывался Вернаго и находился на берегу довольно большого озера, в котором отражались горы, подступавшие к нему с противоположной стороны. Мы зашли в небольшую симпатичную гостиницу, носившую такое же название, как и город. В вестибюле Элизабет, оглядевшись по сторонам, сказала:
– Слушай, я поняла, почему я предложила тебе сворачивать на долину Сенале. Мне показалось, что я о ней слышала. Конечно. Посмотри – и она указала на стоявшую при входе устрашающую фигуру мужчины неандертальского вида с дубиной в руке.
– Ну и что это такое? – спросила я.
– Из‑за этой чудовищной фигуры я бы даже предпочла сменить отель. Она удивительно смахивает на мумию. Чудная идея поставить здесь это страшилище, – вмешалась Шарлотта.
– Да вы посмотрите на имя. Оно написано внизу на табличке на нескольких языках.
– «Iceman Otzi»[1], – прочитала я. – Ну и что?
– Да, действительно, что это такое? – с таким же недоумением спросила Шарлотта.
– Вам это действительно ни о чем не говорит?
– Нет.
– Ах да, вы, русские, в это время были заняты своей перестройкой. Вернее, нет, как раз приступили к завершающему этапу – разваливанию Советского Союза. Удивительное дело! Сначала надо было развалить, а потом перестраивать. У вас все не как у людей, – не без язвительности констатировала Элизабет.
Что делать. Дружите с англичанкой – будьте готовы постоянно терпеть ее насмешки.
– А вот то, что ты, француженка, не знаешь об этом, уже более удивительно, – обратилась Элизабет к Шарлотте. Хотя, впрочем, чего удивляться? Во французских газетах просто нет места для того, чтобы писать о чем‑нибудь ином, кроме как о ваших же бесконечных забастовках.
– Ты лучше скажи, что же это за Отци, – попыталась я вернуть разговор в прежнее русло.
– Ладно, за ужином расскажу, – ответила Элизабет, увидев, что за стойкой регистрации наконец появилась женщина.
На сей раз мое вмешательство было своевременным: удалось предотвратить всплеск эмоций Шарлотты, который грозил перейти в очередную стычку между моими столь не похожими подругами. Единственное, что их объединяло – это профессия. Обе были преподавательницами русского языка. Шарлотта обучала студентов в Сорбонне, а Элизабет – в престижном университете в Англии. И обе еще увлекались изучением современной русской литературой. Что и привело их несколько лет назад в Москву на семинар, который был организован филологическим факультетом Московского университета. Я также участвовала в работе этого семинара, там и познакомилась с ними обеими. Потом мы еще несколько раз встречались – то на конференции в Париже, куда приезжали по приглашению Шарлотты, то в Лондоне, где бывали, естественно, по приглашению Элизабет. Сотрудничество постепенно перешло в дружбу. Шарлотта и Элизабет стали наезжать ко мне в Москву просто так, в гости, а в этом году мы приняли решение впервые провести отпуск втроем, путешествуя по Италии. Правда, уже через несколько дней все трое, как мне кажется, пожалели об этом. Уж очень разными вкусами, характерами и темпераментами обладали мои подруги.
Элизабет – крупная, некрасивая, в больших роговых очках, еще более уродующих ее, сверхсерьезная, медлительная, я бы сказала, чересчур правильная и самокритичная. Она отличалась въедливостью и стремлением во всем разобраться досконально. Что прекрасно уживалось в ней с большим чувством юмора, правда, чисто английского, с примесью сарказма.
Шарлотта же была невысокого роста, хрупкая, удивительно привлекательная, с копной длинных непослушных вьющихся рыжеватых волос, в которых ее худощавое лицо терялось при порывах ветра. Ее имя давно стало очень редким во Франции. Я даже предположила, не сыграла ли определенную роль в непопулярности этого имени Шарлотта Корде, убившая «друга народа» Марата в надежде тем самым остановить поток террора, захлестнувший Францию. Во всяком случае, подруга ассоциировалась у меня отнюдь не с ее знаменитой тезкой, а с другой знаменитой соотечественницей. Думая о ней, я почему‑то всегда представляла картину Делакруа «Свобода, ведущая народ», которую чаще называют просто: «Свобода на баррикадах». Шарлотта походила на женщину с картины не столько внешностью, сколько тем, что та олицетворяла: порыв, действие, бунт.
И вкусы у моих подруг, за исключением любви к книгам, были очень разные. Элизабет обожала природу, прогулки на свежем воздухе, а Шарлотта была истой горожанкой, предпочитавшей любоваться природой на картинах. Элизабет могла на час застрять в букинистическом магазине. Шарлотта же требовала изменить маршрут, как только видела объявление, извещавшее о том, что здесь состоится brocante – нечто среднее между блошиным рынком и выставкой антиквариата. Так что для меня, инициатора этой поездки, она превратилась в довольно серьезное испытание. Приходилось проявлять максимум выдумки и изворотливости, чтобы примирять столь разные характеры и вкусы.
Нам повезло: постояльцев в это время в отеле было немного, и мы получили три отдельных номера. Когда я подала свой паспорт для регистрации, хозяйка с интересом взглянула на меня.
– А, вы русская. То‑то я не могла понять, что за странный акцент у вас. Редко к нам русские заглядывают. Больше все австрийцы или немцы. Приедут и ходят с постными лицами. Спрашивается, чего тогда отдыхать приехали. У них отдых, как работа. Ходят по горам и ходят. Да, последний раз русские у нас были больше года назад. Они на Рождество весь отель закупили. Ну и веселились же… Мне это нравится. Итальянцы тоже любят веселье, не то, что эти австрийцы. Ой, постойте‑ка… Раз вы русская, посмотрите, здесь по‑русски написано? – и хозяйка, порывшись в столе, протянула мне красиво переплетенную общую тетрадь.
– Да, по‑русски.
– Возьмите, почитайте, может, там что‑то важное…
– Да неудобно. Кто‑то забыл и еще вернется за ней.
– Да нет, не вернется, «Dio mio!»[2] это такой ужас, такой ужас…, – хозяйка закатила глаза. – Это случилось в конце октября, нет в начале ноября…
Проклиная про себя болтливость итальянок, я приготовилась выслушать ее историю. Но тут раздалось треньканье телефона, хозяйка взяла трубку, выслушала, а потом, вздохнула с сожалением.
[1] Ледяной человек Отци (англ.)
[2] Боже мой! (ит.)
