Лексикон света и тьмы

Гершон, ругнувшись, начинает сдавать назад, он вспотел и слишком торопится, потому что они мешают автомобилю за ними, и в суете ставит ручку между двух передач. Раздаётся резкий рычащий звук, просыпается Яннике и сразу начинает плакать, вероятно, почувствовав, что обстановка в машине напряженная.

Гершон снова дёргает ручку, дёргает слишком резко, и включает задний ход. Поворачивает голову и, смотря поверх Эллен, начинает пятиться, но как‑то слишком быстро. Сзади же ещё машина, думает Эллен и тоже оборачивается.

– Гершон! – вскрикивает она, видя, что они того и гляди въедут в чужую машину, её водитель смотрит на них в недоумении, но тут Гершон наконец снова переключает передачу и сворачивает в нужный переулок. Оба молчат. Увидев выражение лица Яннике, Эллен берёт её за руку и пытается ободряюще улыбнуться.

Гершон паркует машину рядом с магазином. «Париж‑Вена» расположен прямо на углу, его большие панорамные окна выходят на дорогу. Эллен сажает Яннике на колени и говорит:

– Видишь? Это бабушкин магазин. Мы сейчас пойдём туда любоваться нарядными платьями.

Яннике откликается на её слова, обнимает за шею и смотрит на неё большими блестящими глазами.

Эллен открывает дверцу. Гершон уже достал зажигалку, он раскуривает сигарету, и они вместе идут к входу.

Внезапно дверь распахивается, и появляется Мария, на ней широкополая шляпа с шёлковой лентой, лёгкая блузка с кружевной отделкой заправлена в обтягивающую чёрную юбку с широким поясом. Она приветствует их элегантным взмахом руки. Вот есть в ней этот аристократический шик, думает Эллен и стряхивает соринки с кофты.

– Добро пожаловать в Тронхейм! – Мария сначала чмокает Эллен, а уж потом обращается к Яннике: – Приехала, дружочек мой?

Яннике отворачивается. Мария, почувствовав сопротивление, долее на общении с внучкой не настаивает, а спрашивает Эллен:

– Как доехали? – и тут же поворачивается к ней спиной и распахивает дверь, не ожидая ответа. – Как же хорошо, что вы в Тронхейме!

Эллен находит глазами Гершона и чуть качает головой, но он не ловит её сигнал. Слишком притерпелся к материнской манере общения, чтобы замечать такие мелочи. Они заходят внутрь, и Эллен говорит себе, что сейчас не время досадовать из‑за утомительной поездки и свекрови, которой она не очень‑то интересна, а лучше спокойно рассмотреть магазин, он и в самом деле поражает воображение. Эллен идёт вдоль полок и вешалок, гладит пальцами ткань. Шёлк, шифон, шерсть. Красиво блестящие пуговицы. Сокровищница, да и только. Теперь у Гершона будет постоянный заработок, думает она, это стоит цены, которую она платит, – переезда из Осло и расставания с родителями и сестрой‑близняшкой Гретой. Они с ней всегда жили в одном городе, занимались одним делом, всё делили на двоих. Сроду не расставались больше чем на несколько часов. А теперь будут жить в разных городах.

– А ну‑ка, – говорит Мария и достаёт из‑под прилавка бутылку портвейна и три маленьких бокала. – За это нужно выпить!

– Спасибо, мама, – кивает Гершон и берёт у матери бокал. Косится на Эллен, словно испрашивая у неё разрешения пригубить вина. Эллен тоже берёт бокал. Они чокаются, она отпивает глоточек и сразу чувствует тепло во всём теле. Яннике выворачивается из её рук, хочет на пол, и Эллен отпускает её.

– Да! – говорит Эллен. – Вот мы и здесь: с работой, ребёнком, а скоро и с домом! – продолжает она, но с Гершоном творится что‑то странное. Он часто моргает и облизывает губы.

– Да, нам повезло, – говорит он каким‑то слишком уж ровным голосом.

– Что правда, то правда, – откликается Мария, её бокал звякает, когда она ставит его на прилавок. – Конечно, помогло, что спрос на дом был не особо большой, из‑за его истории.

Эллен растерянно смотрит на Гершона. Что ещё за история?

– Зато благодаря ей у вас будет роскошный дом за разумные деньги, – заключает Мария.

– Что за история? – спрашивает Эллен.

Изумленная вопросом Мария смотрит на Гершона.

– Ты что же, ничего не рассказал?

– Чего не рассказал? – спрашивает Эллен.

– Историю дома.

Яннике ползёт по полу, стремясь к вешалке с платьями, Эллен вскакивает и подхватывает её на руки.

– Что ещё за история? – спрашивает она Гершона, который уставился в бокал и крутит его за ножку.

– Есть причина, почему дом стоил так мало, – говорит он наконец.

– Какая? Он в плохом состоянии? Что с ним не так?

– В нём в войну квартировала банда Риннана, – объясняет Мария.

Эллен чувствует, как встопорщиваются волоски у неё на руках. На миг отвлекается, потому что Яннике рвётся на свободу, вертится и топчет мать, чтобы снова вырваться на простор и исследовать магазин дальше.

– Хенри Риннан? – спрашивает Эллен. – Они… Это был их дом, банды Риннана? И мы… мы будем жить там?

– Да, моя хорошая, – отвечает Мария с улыбкой. – А как бы иначе вы смогли позволить себе виллу с садом в Верхнем Сингсакере?

 

Д как Домашняя утварь, детская одежда, дуршлаг, дырокол, диванные подушки и прочее – несколько дней после переезда все вещи стояли нераспакованными, в коробках и ящиках, точно им надо было пообвыкнуться здесь, прежде чем решиться вылезти из заточения и обрести постоянное место в новом доме.

 

Д как Доходяга, потому что в лагере каторжный труд потихоньку, день за днём, высасывал из тебя силы и энергию, покуда ты не дошел до мысли, что пропади оно всё пропадом, да и самому тоже лучше пропасть поскорее. Лечь на землю, прижаться щекой к сору, сосновым иголкам, земляному духу. И лежать, расслабив наконец все до единой мышцы, закрыв глаза и не обращая внимания на крики охранников. И на тычки по рёбрам, и на других узников, которые пытаются поднять тебя на ноги. Просто лежать и чувствовать, как призывает тебя сыра земля, как тянет тебя лечь в неё и стать ею, признать, что не бегать надо от смерти, а, наоборот, принять её с распростёртыми объятиями, поскольку смерть – самая быстрая и короткая дорога прочь из концлагеря.

 

Д как «Достопримечательность», международный символ, который рисуют на указателях, – верёвочный квадрат с петлями по углам, аллегория всей мировой истории, которая тоже закручивается вокруг себя же, повторяя и узоры, и мотивы. Любовь, вожделение, обладание, ненависть. Смех, радость, страх, гнев. Влюблённость, страсть, болезнь, роды.

Таким знаком обозначен и лагерь для военнопленных Фалстад.

Он в часе езды на машине на север от Тронхейма, я добираюсь туда на такси погожим октябрьским днём, тёплым, хотя уже середина месяца. Повсюду поля, узкая сельская дорога с пунктирной отстрочкой с каждой стороны, кажется, что великан взял пилу и выпилил дорогу из ландшафта.