Лес простреленных касок
– Попробуй, чем меня Изабелла Николаевна балует!.. Ну, рассказывай, как служится на новом месте.
– Хорошо служится. Люди толковые. И место нескучное – передний край, почти как на Халхин‑Голе.
– Это ты точно подметил, передний край… Как говорится, передок, – тяжело вздохнул Бирюков и раскрыл наградной серебряный портсигар с «Казбеком». – И что там по наблюденным данным?
– Сегодня мои люди засекли появление танков на том берегу. Стягивают немцы силы с каждым днем.
– Стягивают, сволочи. Вот и думай тут, что хочешь… Москва делает вид, что всё идет своим чередом. Велят не паниковать и не провоцировать супостата. Ну, не паникуем. Не провоцируем. А немцы, как саранча, в рой сбиваются всё плотнее и круче… Как там твои дочурки‑то?
– Растут, Николай Иванович, старшая скоро в школу пойдет. Хочу вот заранее записать ее в нашу, в гарнизонную.
– Заранее – дело хорошее. Но школа у нас пока еще никакая. Педагоги с бору по сосенке, в большинстве жены комсостава. А первые классы – они самые важные, они установочные. Как начнешь учиться, так и дальше пойдет. По себе знаю. Так что вот тебе мой совет: отправь‑ка ты их всех в Москву, столичные школы – не чета нашей.
– А как они там без нас будут учиться?
– Бабушки‑то в Москве остались?
– Так точно, одна в Москве, другая в Валуйках.
– Вот к ним и отправляйте!
– Да как‑то не с руки. Мы здесь, дети там… Полагаю, Галина не согласится.
– А ты и ее отправь! – наседал Бирюков, почуяв хороший предлог. – Чего ты так на меня уставился?
– Так она у меня на службе здесь.
– Вот по служебной линии и переведем. Я помогу. Тем более обстановка здесь накаляется. Детишек лучше подальше от границы.
– Николай Иванович, сами знаете, дело такое щекотливое. Не поощряют нас за такие настроения – на восток уезжать.
– Знаю. Не хуже тебя знаю. Сам об этом постоянно говорю. Но тут речь идет о служебном переводе, а это тебе не массовая эвакуация на восток. Галина и знать не будет. Переведем ее, и пусть едет.
– Да как‑то неожиданно всё это…
– Неожиданно… Жизнь полна неожиданностей. О себе печешься? Без жены как без рук, а? А ты о детях подумай, о дочурках своих. Успокоится тут всё – обратно вернутся, а пока отправляй их в Москву.
Он проводил майора до дверей кабинета и грустно посмотрел ему вслед: «Эх, разведка! За немцами следит, а что у самого в тылу деется, и знать не знает».
* * *
Дома Галина, узнав о разговоре с Бирюковым, резко воспротивилась:
– Уезжать?! В кои‑то веки мы все вместе под одной крышей. Никуда мы не поедем! Школа еще через год. У меня на службе всё наладилось. Коллектив хороший. Где я еще такой найду?
– Галя, Бирюков прав: коллектив коллективом, а немцы – рукой подать.
– Ты что, не веришь в нашу силу? В силу Красной армии? В кодексе и такая статья найдется, – пошутила Галина.
– Верю в мощь нашей армии, верю, что мы победим. Но если бомбежка начнется, то…
– То мы спустимся в подвалы и подождем, когда сталинские соколы очистят небо!
– Ты что, по родителям не соскучилась?
– Ни капельки! Не успела еще…
И так словца без конца. Галина категорически не хотела покидать Гродно и возвращаться в Москву.
* * *
До назначения в Гродно майор Глазунов полгода прослужил в Белостоке. Вроде бы близко, а города разные. Гродно намного живописнее Белостока – благодаря Неману, могучей широкой реке, и вздымавшимся над ним бастионам Старого замка, и колокольням старинных храмов. Но в остальном всё было схоже: вокзальная площадь, щедро усеянная конскими яблоками, так же среди булыжной мостовой змеились трамвайные рельсы. Крыши черепичные и жестяные, утыканные шестами громоотводов, а кое‑где и антеннами радиоприемников. На решетчатых балкончиках стояли кадки с фикусами, драценами, пальмами. Крыши с мансардными окнами и цоколи с подвальными полуоконцами в нишах. То тут, то там торчали исклеванные шипами электриков деревянные телеграфные столбы в многоярусных гирляндах фарфоровых изоляторов.
Черепичные крыши, краснокирпичные стены, булыжные мостовые… После дождя мокрый булыжник брук становился разноцветным и отливал почти всеми цветами радуги, как морские камешки на пляже. Город был плотно составлен, словно макет из кубиков: дворцы, доходные дома, костелы и синагоги, лавки, отели, склепы, гимназии, рынки, кладбища, монастыри, казармы, вокзал… А потом вдруг обрывался, не переходя в приземистые предместья. Улицы сразу же впадали в полевые дороги.
Майор Глазунов во главе смешанной оперативной группы (на усиление ему дали трех пограничников) мчался на грузовике в деревню Коробчицы. Там, по сообщению закордонного агента Самуся, должна была сосредоточиться команда «бранденбургеров» – головорезов из специального полка «Бранденбург»[1]. Надо было успеть до того, как они выйдут на ночные подвиги.
Перед околицей полуторка затормозила и встала на обочине, прикрыв капот и лобовые стекла в густых придорожных зарослях бирючины.
Обезвреживать диверсантов должны были органы НКВД, но Глазунов не хотел сливать своим конкурентам информацию, полученную весьма непростым путем, ведь тогда именно им, чекистам, достанутся потом все лавры. «Мы разведали, мы и берем», – однозначно решил он. В конце концов, военные разведчики должны иметь свой боевой опыт.
[1] Полк «Бранденбург‑800» – воинское формирование специального назначения в составе вермахта, функционировавшее в годы Второй мировой войны в подчинении абвера, одно из самых секретных в германских сухопутных войсках. Предназначалось для проведения разведывательно‑диверсионных операций в тылу противника и обеспечения агентурной работы абвера.
