Летиция, или На осколках памяти

И вот, вдали показался паровоз с огромной трубой. Черный с красным, сверкая колесами, он приближался к месту прибытия – на Белорусский вокзал столицы. Не так давно это было место расставаний, именно отсюда шли поезда на фронт, но с окончания войны уже прошло больше одиннадцати лет и вокзал стал местом встреч, постепенно утратив о себе грустные воспоминания.

Наконец, паровоз, дал протяжный, громкий гудок, на прощанье обдав встречающих облаком пара, затормозил и остановился. Лида побежала к вагону №12, неосторожно наступая на лужи и расталкивая на своем пути людей. Скорее, скорее успеть увидеть его! А Дмитрий уже сам бежал ей на встречу с небольшим чемоданом в руках, который бросил себе под ноги и протянул руки, чтобы крепко обнять девушку. Они стояли, прижавшись под дождем, не обращая внимания, что с промокшего матерчатого зонта Лиды вода стекает ему за воротник кожаной куртки и холодные струйки бегут вниз по телу парня. В такие моменты все это не имеет значения, но хранятся они в памяти порой всю жизнь!

 

Глава 12 Материнские ошибки

 

Сразу после вокзала они поспешили на квартиру Кондрашовых, по дороге зашли в продовольственный магазин, чтобы купить что‑то к столу. Не забыл Дима и о бутылке шампанского, так любимого его Лидочкой, и о шоколадке для нее же. Сердце Лиды пело: «Нина сказала, что мать приедет только через несколько дней, у Димы после командировки три увольнения и она договорилась на работе о предоставлении ей отгулов. Пришлось, конечно, поднаврать о больной тете в другом городе, но начальницу Любовь Семеновну устраивало: срочной работы в данный момент не было, отчетность в порядке, а в будущем, она при случае не забудет напомнить Лиде об этих трех днях „отгулов“ и сумеет нагрузить ее работой по полной. Но и какое счастье, что мать Нины, Хима Георгиевна в отъезде! Как все славно сложилось!»

Все бы хорошо, но Лида сделала одну большую и непростительную ошибку, она ничего не сказала матери о том, что будет отсутствовать дома эти три дня. Странно, почему ее, не по годам изворотливому уму, не пришла мысль сказать матери о внезапной командировке или что‑то еще в этом роде. Она просто не пришла и ее не было дома уже два дня. Валентина знала, что сестра жива‑здорова и находится с Димой. Несмотря на природную честность и простоватую, бесхитростную натуру, чтобы успокоить мать, Валя сама придумала версию о командировке, но Ксения уже была не на шутку растревожена: – А, вдруг, дочь убили? – И она достала из ящика бумажку со служебным номером телефона Лиды. Прибежав в ближайший уличный телефон‑автомат и набрав номер бухгалтерии, Ксения, на взводе, без всяких предисловий, буквально закричала в трубку:

– Где моя дочь? –

Волнение перекрыло дыхание, затуманило мозг.

Когда на другом конце провода переспросили о ком речь, мать, не сбавляя оборотов, выкрикнула в трубку:

– Как о ком? Это бухгалтерия? Речь о дочке моей, Лиде Макаровой! Она уже два дня не ночевала дома. Она на работе? Позовите ее! –

И впрямь: – «Простота хуже воровства!» Дошло и до начальства, подняли фиктивные «отгулы»… и только предусмотрительность опытной начальницы Любови Семеновны спасла Лиду Макарову от краха. Любовь Семеновна была ушлая и умела прикрывать и заметать следы. Этим она спасала не раз и не только такую мелкую сошку, как Лида, а и куда более серьезных людей. Неоценимое качество для карьеры в бухгалтерском деле во все времена. Недаром про бухгалтеров бытует старый анекдот:

«При утверждении на должность главбуха, у одного из претендентов спросили:

– Скажите, сколько будет дважды два? –

Он, не задумываясь ответил:

– А сколько надо? – и именно этого человека взяли на руководящую должность, в отличии от остальных, кто ответил согласно таблицы умножения.

Когда телефонная трубка перешла в руки начальницы отдела Любови Семеновны, она спокойным тоном ответила взволнованной матери Лиды:

– Ваша дочь на основании заявления взяла три дня отгулов. В заявлении указана причина – болезнь тети в Можайске. Думаю, она там. В крайнем случае, опросите ее подруг прежде чем звонить на работу. – и попрощавшись, положила трубку.

Ксения, немного остыв, начала обегать подружек, но все только головой качали, уверяя, что не знают где Лида, она им ничего не говорила. И мать, наконец, придя в себя и уверенная, что ее Лидку не убили, вернулась домой.

На улице уже стемнело, в ноябре рано темнеет, а Лида с Димой, после очередной порции бурной любви, расслабленно лежали на огромной кровати Химы Георгиевны, на ее пышных подушках, под ее пуховым атласным одеялом. В комнате было темно и тихо. Вдруг, среди этого спокойствия и умиротворения, Лида отчетливо услышала, как кто‑то ключом открывает дверь в квартиру.

Сердце девушки упало в низ живота… По силе воздействия, так с ней бывало только во время занятия любовью с Димой, но с противоположным эффектом. Сейчас ощущение было, как будто ее сбросили с горы в пропасть, и она летит, летит и все никак не достигнет дна бездны. Если во время любви ее, после падения, резко подбрасывало вверх к облакам, то сейчас она падала в пропасть с нарастающим ужасом неминуемой гибели. Первая мысль была:

– Кто это? Может воры? Может Нинка по простоте душевной кому‑то взболтнула, что мать уезжает? – и сердце Лиды объял трепет страха. Она посмотрела на лежащего рядом Диму. Он спал.

В комнате зажегся свет. На пороге стояла мать Нины – Хима Георгиевна. Дима проснулся, удивленно глядя на незнакомую женщину, а та, оценив обстановку, сказала:

– Досыпайте до утра. Я лягу в комнате Нины. –

И, погасив свет, закрыла дверь спальни.

В квартире воцарилась тишина и утомленные любовники вновь быстро заснули. На рассвете их разбудил стук в окно и голос матери:

– Хима, моя проститутка у тебя?! Лидка, б… дь, вернешься – ноги тебе выдерну!

Она что‑то еще кричала под окнами, пока, разбуженная Хима, накинув на себя поверх халата пальто, не вышла на улицу к разбушевавшейся Ксении. Затем все стихло, Хима вернулась и вновь улеглась спать, а Дима с Лидой, одевшись, выскользнули из квартиры, тихо закрыв за собой дверь.

Они шли молча по пустынной улице. Стал накрапывать осенний холодный дождь. Серый, унылый рассвет. Каждый думал о своем, но с этого раннего утра между Димой и Лидой словно пробежала черная кошка, и в ушах парня долго звучали слова матери Лиды. Они били словно хлыст, обжигали его душу, как крутой кипяток. Так началось его охлаждение к девушке, он впервые почувствовал, что в нем что‑то умерло. Быстро простившись и даже не поцеловав на прощание, он заскочил в трамвай, а Лида, словно побитая, побрела домой, забыв раскрыть над собой зонтик, позволяя дождю намочить ее белый пыльник.

 

Глава 13 Остывший ужин