Летиция, или На осколках памяти

По воскресеньям Люся с Фросей любили проехаться по Москве, чтобы походить по крупным центральным магазинам, присмотреться к новинкам текстиля, а случалось и купить кое‑что из понравившегося. Когда у Люси не хватало денег на покупку, Фрося охотно сужала ее деньгами, на себя она тратила немного, но и у нее была слабость – красивая обувь, которую было непросто достать. Отечественная была в своей массе немодная, грубая, рассчитанная на тружеников села и небогатых горожан, но Фрося знала места где можно было купить, что‑то и получше. К тому времени она познакомилась с портнихой из Дома моделей на Кузнецком мосту. Интересно, что он был основан по решению Правительства, аж в 1944 году, еще во время войны. Вдохновительницей этого дела была знаменитая Надежда Ламанова, в прошлом поставщица Императорского Двора Их Величеств. После успеха в Париже вместе с другой легендарной личностью – скульптором Верой Мухиной, обе заслуженно были оценены на самом верху, еще раз подтвердив, что настоящий талант и профессионализм нужен при всех режимах. Жаль, что Ламанова не дождалась открытия ОДМО, ее не стало в 1941 году в возрасте 79 лет. Я сама лично видела на выставке в Кремле ее желтое платье для императрицы Александры Федоровны. Это настоящий шедевр. Незабываемо. Небольшой экскурс: – сама Ламанова почти никогда не шила, а только рисовала эскизы и зорко следила за точностью исполнения ее идеи. Она была именно талантливый художник‑модельер, конструктор. Поднялась из небогатой, но благородной семьи, стала рано зарабатывать себе на жизнь, в отличии от Мухиной, выросшей в богатстве и даже роскоши, с прекрасным заграничным образованием.

Представьте, 1944 год, идет война, к счастью, уже не на нашей территории, но еще присутствуют все «прелести» военного времени: продуктовые карточки и лимитированная норма на товары народного потребления, и вдруг в Москве открылся Общесоюзный Дом Моделей на легендарном, упомянутом самим Пушкиным, Кузнецком мосту! Фантастика!

Когда Люся впервые переступила порог ОДМО, на ее свалился такой вихрь эмоций! Она принялась тут же зарисовывать в блокнот особо понравившиеся модели. Затем они с Фросей спустились вниз по лестнице, где продавались готовые бумажные выкройки. Глаза разбегались в разные стороны, хотелось все купить, а так, как с деньгами у учащейся ФЗУ, было не очень, то Фрося, посмотрев отобранные выкройки, оставила для покупки всего лишь две:

– Эти еще можно взять, а те простые, сами сделаем.

Вернувшись из центра к себе на окраину и наскоро пообедав, Фрося сняла с Люси мерки, показала как делать выкройку и написала в тетрадке все необходимые формулы для расчетов. После смерти Кузминичны они раскраивали ткань на столе в комнате Люси, которая была значительно просторнее Фросиной комнатушки, где было не повернуться. Но самое главное, – Фрося достала для своей ученицы и соседки Люси швейную машинку, правда, не ножную, как у нее и без моторчика, но Михалыч сказал, что принесет все необходимое и будет у Люси не машинка, а мечта.

А если Михалыч говорил, то он обязательно делал. Пятнадцатилетняя Люся прекрасно понимала, что наладчика швейных машин Михалыча и Фросю, которой уже было под тридцать, связывают не только деловые отношения, а гораздо более тесные. Дело было еще и в том, что когда комнаты перегораживали, то образовался маленький общий коридорчик перед печкой и пройти незамеченным к Фросе было непросто, только когда Люсина дверь была закрыта, а она у нее почти не закрывалась. Поэтому, когда приходил Михалыч, Люся старалась побыстрее уйти из дома. Конечно, комнаты разделены перегородкой, но ей не хотелось ставить людей в неловкое положение, особенно Фросю и она шла погулять, в кино с подругами или одна. Заглядывались многие, но парня у Люси не было, в швейном ФЗУ – одни девчонки. Есть, правда, на фабрике наладчики швейного оборудования, но все они были мужики женатые и, как Михалыч в годах, а если учесть, что пятнадцатилетней девушке все, кому за тридцать кажутся чуть ли не стариками, то шансов найти себе кого‑то из фабричных не было никаких. Но не только поэтому. В глубине души Люся считала такую партию недостойной для себя. Она, конечно, понимала, что – сирота, ученица ФЗУ, но глядя на свое отражение в зеркале, осознавала, что хороша собой и стоит только приодеться получше, то станет ничуть не хуже девушек, которых она видела в ОДМО. С фигурой у нее все прекрасно, ноги стройные, волосы она красиво укладывает, а теперь и проживает одна в комнате, имеет свою жилплощадь, что по тем временам было огромным преимуществом, столица переживала серьезный жилищный кризис и попасть в нее стало очень непросто. Самый простой путь для приезжего – жениться на москвичке и прописаться на ее жилплощади, но таких охотников за столичной пропиской Людмила для себя даже не рассматривала, хоть и было ей для замужества слишком мало лет, но умом она значительно опережала свой возраст. Трудно сказать, кому был обязан ее трезвый рациональный разум, воспитанию покойной Кузминичны или был дан ей в дар от природы.

 

Глава 9 Разговор по душам

 

Как‑то, вернувшись из кино, когда Михалыч уже ушел, Люся пошла на кухню, поставила на газовую плиту чайник и пригласила Фросю попить чай с купленными в буфете кинотеатра эклерами. Купила две штучки, выкроив из полученной накануне стипендии 4 рубля 40 копеек, по старым дореформенным ценам. У кого есть старые книги, наверняка обращали внимание на цены в рублях на обратной стороне обложки. В 1961 году правительство Хрущева проведет реформу денег и цен на товары, уменьшив их в десять раз. Стоила вещь 100 рублей, стала стоить 10 рублей, да и сами новые купюры гораздо меньшего размера, чем дореформенные, напоминавшие еще царские деньги.

Фрося принесла и поставила на стол банку вишневого варенья и белый воздушный ситник, купленный в старинной булочной на углу. О, какой в те времена был хлеб! Во многих булочных были свои пекарни… теперь о таком можно только мечтать и вспоминать с горечью утрат. Может в городе и есть где‑то, но цены не каждому по карману. Ситник, хала, городская булочка… мороженое на натуральных сливках и все для простых людей, все по ГОСТу!

Они сели за покрытый клеенкой большой круглый стол, комнату уютно освещал абажур из оранжевого шелка, под которым на ниточках висели яркие птички, изготовленные руками китайских мастериц. Люся налила чай в черные чашки с алыми розами и золотой обводкой по краю, разложила по розеткам из цветного стекла вишневое варенье, а эклеры, политые шоколадной глазурью, положила на блюдце и поставила его перед Фросей. Та, поблагодарив, взяла один и с наслаждением откусила от него кусочек.

– Я сейчас, – Фрося встала и вышла из‑за стола. Вернулась со свертком и початой бутылкой красного вина, то был знатный кагор «Шемахи». Она налила его в небольшие рюмки и, протянув одну Люсе, сказала:

– Поздравляю с началом трудовой жизни. Успехов тебе! А это – мой подарок! – и она протянула Люсе сверток. В нем был великолепный отрез из синего шерстяного крепа. Всегда сдержанная Люся, в благодарном порыве обняла подругу.

– Ну, что‑ты, что‑ты! Это мне тебя надо поблагодарить. –

– Меня? За что? –

– За помощь, доброту, понимание. Ведь у меня, как и у тебя никого нет. Одна я на всем белом свете. –

– Но ты, хоть родителей своих помнишь, свой город где родилась. А я вот ничего не помню. Мать умерла, когда мне не было четырех лет, даже карточки не осталось. Кузьминична говорила, что был пожар в деревенском доме и мать сильно обгорела. Меня только успели из дома вынести. Моя кроватка у окна стояла, парень окно разбил и меня вытащил, а мать от ожогов скончалась. –

– А в какой это деревне было? – спросила Фрося.

– Не знаю. Война ведь еще была. Я же с тридцать девятого года рождения. Все документы сгорели. Кузьминична каким‑то чудом мою метрику восстановила. –