Мельница на Флоссе
– Да, а вот, – возразил Том, который был склонен противоречить, хотя бы никаких к тому оснований и не представлялось, – а вот однажды был разлив так разлив; тогда еще появился Круглый пруд. Это верно, мне сам отец рассказывал. И все овцы и коровы потонули, и лодки ходили по полям, словно по реке.
– Ну, меня этим не испугаешь, хоть бы и разлив, – похвастался Боб, – мне все одно – что вода, что земля, я поплыву себе, вот и вся недолга.
– Да, а как нечего будет есть целый день или дольше? – сказал Том, воображение которого под воздействием такой угрозы сильно разыгралось. – Когда я вырасту большой, я сделаю баржу с деревянным домом наверху, как Ноев ковчег, и буду там держать целую кучу еды – кроликов и разное другое – на всякий случай. И как начнется разлив, мне все будет нипочем. И я возьму тебя к себе в баржу, если увижу, что ты плывешь, – покровительственно добавил он.
– Да я не боюсь, – сказал Боб, которого не так уж пугал голод. – Но я бы забрался в баржу и стукал кроликов по голове, когда вы хотели бы их съесть.
– И у меня были бы монетки в полпенса, и мы играли бы в орлянку, – продолжал Том, не допуская мысли, что, когда он достигнет зрелого возраста, это развлечение будет таить в себе куда меньше очарования. – Мы разделили бы их поровну, а там – кто выиграет.
– А у меня есть свои полпенса, – гордо заявил Боб, выходя из воды и подкидывая монету в воздух. – Орел или решка?
– Решка, – сказал Том, тотчас загораясь желанием выиграть.
– А тут орел, – крикнул Боб, поспешно хватая упавшую на землю монету.
– Нет, решка, – громко возразил Том, – давай сюда, я выиграл честно.
– Не дам, – сказал Боб, зажав монету в кулаке и сунув руку в карман.
– Ну так я тебя заставлю… увидишь у меня! – рассердился Том.
– Попробуй!
– Заставлю.
– Как бы не так!
– Я хозяин.
– Подумаешь!
– Вот я тебе покажу «подумаешь», ты, плут! – закричал Том, хватая Боба за шиворот и тряся его.
– Отстань лучше, – сказал Боб, дав Тому пинка.
Том совершенно вышел из себя. Одним прыжком он бросился на Боба и сбил его с ног, но Боб вцепился в него, как кошка, и потянул Тома за собой. Несколько минут они яростно барахтались на земле; наконец Том положил Боба на обе лопатки и решил, что победа за ним.
– Скажи, что отдашь мне теперь полпенса, – с трудом проговорил он, напрягая все силы, чтобы не позволить Бобу вырвать руки.
В этот момент Йеп, убежавший было вперед, с лаем вернулся на поле битвы и увидел, что представляется благоприятная возможность укусить Боба за босую ногу – не только безнаказанно, но даже с честью. Боль от внезапного укуса отнюдь не заставила Боба отпустить противника, напротив – он вцепился в Тома еще крепче, напрягая все силы, опрокинул на спину и сел на него верхом. Тут Йеп, который раньше не мог найти достаточной точки опоры, вонзил зубы в новое место; Боб, подвергшийся вторичному нападению, отпустил Тома и, чуть не задушив Йепа, с размаху кинул его в воду. К этому времени Том уже снова вскочил и, прежде чем Боб твердо стал на ноги после расправы с Йепом, бросился на него, повалил на землю и крепко уперся коленом ему в грудь.
– А ну, давай сюда монету, – сказал Том.
– Сам бери, – угрюмо пробормотал Боб.
– Нет, я сам ее брать не буду; ты мне ее дашь.
Боб вынул монету из кармана и бросил ее на землю.
Том выпустил его, и Боб смог подняться.
– Вон лежат твои деньги, – сказал Том. – Они мне не нужны. Я бы не взял их себе. Но ты захотел сжульничать. Обманывать подло. Я никуда с тобой не пойду, – добавил он, поворачивая к дому не без вздоха сожаления о травле крыс и других удовольствиях, которых он лишал себя, отказавшись от общества Боба.
– Ну и пусть лежат, – крикнул вслед ему Боб. – Я буду жулить, коли захочу, иначе какой интерес играть. И я знаю, где есть гнездо щегла, да не скажу. А ты поменьше рукам волю давай, ты, индюк надутый!
Том продолжал идти не оборачиваясь, и Йеп следовал его примеру – холодная ванна несколько умерила его пыл.
– Ну и проваливайте вместе со своей утоплой собакой, мне такой и задаром не надо… уж мне‑то нет! – крикнул Боб, стараясь показать, что поведение Тома его совсем не трогает. Но ничто не могло заставить Тома повернуть, и голос Боба дрогнул, когда он добавил: – А я еще все вам давал, и все показывал, и не просил у вас ничего. И раз так, вот вам ваш нож с роговым черенком, что вы мне подарили. – Тут Боб кинул нож как можно дальше вслед удаляющемуся Тому. Но и это не произвело никакого впечатления, а Боб почувствовал, что существование его потеряло всякий смысл, раз у него нет больше ножа.
Он неподвижно стоял на месте, пока Том не прошел в ворота и не скрылся за оградой. Какой толк валяться ножу на земле… а Том и внимания не обратил. Чувства гордости и обиды в душе Боба не могли перевесить его любовь к ножу; даже пальцы его дрожали от желания схватить хорошо им знакомую шершавую рукоятку из оленьего рога, которую они так часто сжимали просто из привязанности к другу, в бездействии лежащему в кармане. И у него два лезвия, Боб только‑только их наточил! Ну что такое жизнь без складного ножа для того, кто хоть раз вкусил высокое блаженство обладать им! Нет, потеряв лезвие, кинуть вслед за ним черенок – это еще куда ни шло: чего не сделаешь с досады. Но, потеряв друга, кидать вслед ему целехонький нож – согласитесь, в известном смысле гипербола, уж это – хватить через край. И Боб побрел обратно к тому месту, где лежал в грязи его любимый нож. С какой радостью он сжал его в руке после кратковременной разлуки, раскрыл одно за другим оба лезвия и провел по ним своим загрубелым пальцем. Бедный Боб! Он был не слишком щепетилен в вопросах чести – отнюдь не рыцарь без страха и упрека. Тонкий аромат рыцарской этики был бы совсем не по носу общественному мнению Кеннел‑Ярда – самое средоточие, самый центр мира, в котором жил Боб, – даже если бы смог туда проникнуть. При всем том Боб не был ни подлецом, ни вором, как решил в запальчивости наш друг Том.
Но Том, как вы, наверно, заметили, был настоящий Радамант[1], ибо обладал более развитым, чем это свойственно его возрасту, чувством справедливости – судья, стремящийся воздать виновным по заслугам и не сомневающийся в том, что знает точную меру этих «заслуг»… Мэгги видела, что он пришел домой хмурый, и это омрачило ее радость, хотя он вернулся гораздо раньше, чем она ожидала; она едва осмелилась заговорить с ним, когда он, стоя на мельничной плотине, молча швырял в воду камешки. Мало удовольствия отказаться от охоты на крыс, раз ты настроился на это. Но если бы Тома спросили, какое чувство владеет им сейчас, он бы ответил: «Я снова поступил бы точно так же». Так он обычно относился к тому, что им уже сделано, в отличие от Мэгги, которая всегда жалела, зачем она не поступила иначе.
[1] Радамант – один из судей в подземном царстве (греч. миф.).
