Мельница на Флоссе

– А! – сказал мистер Талливер, для которого что Оксфорд, что магистр искусств были понятия равно чуждые и удивительные. – Но зачем ему тогда Том?

– Видите ли, дело такое: он любит учить и сам желал бы продолжать занятия науками, а его приходские обязанности почти не предоставляют ему для этого случая. Поэтому он не прочь взять одного‑двух учеников, чтобы с пользой проводить свой досуг. Мальчики будут как в родной семье – лучше и придумать нельзя, – все время под присмотром Стеллинга.

– А добавку пудинга станут давать бедному мальчонке, как вы думаете? – спросила миссис Талливер, к тому времени снова занявшая свое место. – Редко кто так любит пудинг, да и растет он к тому же! Даже подумать страшно, что ему, может, не придется есть досыта.

– А сколько это будет стоить? – спросил мистер Талливер; инстинкт подсказывал ему, что услуги этого несравненного магистра искусств обойдутся ему в изрядную сумму.

– Я знаю пастора, который берет полтораста фунтов с младших учеников, а его даже не сравнить со Стеллингом – человеком, о котором я говорю. Мне известно из достоверных источников, что одна уважаемая персона в Оксфорде сказала о нем: «Стеллинг, если бы захотел, мог бы достичь самых высоких степеней». Но он не гонится за университетскими отличиями. Он человек спокойный, шума не любит.

– А, это неплохо… это неплохо, – сказал мистер Талливер. – Но сто пятьдесят фунтов – неслыханная цена. У меня и в мыслях не было платить так много.

– Хорошее образование, разрешите вам сказать, Талливер, стоит этих денег. Но Стеллинг скромен в своих требованиях, он человек не жадный. Не сомневаюсь, что он согласится взять вашего парнишку за сто фунтов, а на это не всякий священник пойдет. Я напишу ему, если хотите.

Мистер Талливер потер колени и с задумчивым видом посмотрел на ковер.

– А он, не ровен час, не холостяк? – вставила миссис Талливер. – Я не очень‑то высоко ставлю домоправительниц. У моего брата – царство ему небесное – была одно время домоправительница. Так она вынула половину перьев из лучшей перины, запаковала их и куда‑то отправила; а сколько белья она перетаскала, трудно и сказать… Стотт ее звали. У меня сердце не на месте будет, ежели мы пошлем Тома в дом с управительницей. Ведь ты этого не сделаешь, мистер Талливер?

– Могу рассеять ваши опасения на этот счет, миссис Талливер, – сказал мистер Райли, – Стеллинг женат на такой милой маленькой женщине, какую только можно пожелать себе в жены. На свете нет более доброго существа; я ее хорошо знаю, и отца ее, и мать. У нее с вами много общего – такой же цвет лица и светлые вьющиеся волосы. Она из хорошей мадпортской семьи: ее не выдали бы за кого попало. Но такие люди, как Стеллинг, на каждом шагу не встречаются… И он довольно разборчив в своих знакомствах. Однако, я думаю, у него не будет никаких возражений против вашего сына… уверен, что не будет, если я его порекомендую.

– Интересно знать, что он может иметь против мальчугана, – несколько резко сказала миссис Талливер, задетая в своих материнских чувствах. – Славный румяный парнишка, любо‑дорого смотреть.

– Но я вот о чем думаю, – заговорил мистер Талливер, оторвавшись наконец от созерцания ковра, и, склонив голову набок, посмотрел на мистера Райли. – Боюсь, пастор занят слишком уж высокими материями, чтобы сделать из парня делового человека. Я всегда полагал, что пасторов обучают таким вещам, которых по большей части пальцами не пощупаешь. А мне для Тома не это нужно. Я хочу, чтобы он знал счет, и писал как по‑печатному, и быстро до всего доходил, и знал, что у людей на уме и как прикрыть мысли такими словами, за которые тебя к суду не притянут. Куда как приятно, – заключил мистер Талливер, покачивая головой, – показать человеку, что ты о нем думаешь, и не быть за это в ответе.

– Ах, любезный мой Талливер, – сказал мистер Райли, – вы совершенно заблуждаетесь насчет духовенства; лучшие школьные учителя – из духовного сословия. Те же, кто не из духовных, обычно люди самого низкого пошиба…

– Да, этот Джейкобз, у которого Том сейчас учится, как раз такой и есть, – прервал его мистер Талливер.

– Без сомнения… Чаще всего это люди, которых постигла неудача в другом деле. Ну а священник – джентльмен по профессии и воспитанию, к тому же достаточно сведущий и в состоянии дать ученику основательную подготовку, чтобы тот с честью мог подвизаться в дальнейшем на любом поприще. Есть, конечно, священники, которые только и знают что свои книги, но можете быть уверены, Стеллинг не из их числа. Он не витает в облаках, разрешите вам сказать. Вы только намекните ему, чего вам надо, и этого будет достаточно. Вот вы говорили о счете; так вам стоит только сказать: «Я хочу, чтобы мой сын досконально знал арифметику», и остальное можете предоставить ему.

Мистер Райли умолк, и мистер Талливер, несколько успокоенный в своих сомнениях, мысленно повторил несколько раз, обращаясь к воображаемому мистеру Стеллингу: «Я хочу, чтобы мой сын хорошо знал арихметику».

– Понимаете, мой любезный Талливер, – продолжал мистер Райли, – для такого глубоко образованного человека, как Стеллинг, не составит труда взяться за любую отрасль науки. Когда мастеровой владеет своим инструментом, ему все равно, что смастерить – дверь или окно.

– Что правда, то правда, – согласился мистер Талливер, уже почти убежденный в превосходстве учителей из духовных.

– Вот что я сделаю, – сказал мистер Райли, – и я не стал бы это делать для первого встречного. Когда вернусь в Мадпорт, я повидаю тестя Стеллинга или черкну ему несколько слов – что, мол, вы хотите устроить своего сынка к его зятю. Полагаю, Стеллинг напишет вам и поставит в известность о своих условиях.

– Ну, это еще не к спеху, правда? – вступила в разговор миссис Талливер. – Я надеюсь, мистер Талливер, ты не пошлешь Тома в школу раньше Иванова дня. Он пошел к Джейкобзу на Благовещение, и видишь, что из этого вышло.

– Еще бы, Бесси, еще бы! Никогда не вари пива на худом солоде в Михайлов день, не то пиво худое выйдет, – сказал мистер Талливер, улыбаясь и подмигивая мистеру Райли с естественной гордостью человека, который может похвастаться миловидной женой, заметно уступающей ему в умственных способностях, – но, верно, время еще терпит, здесь ты попала в самую точку, Бесси.

– Однако лучше все же не откладывать этого в долгий ящик и договориться сейчас, – спокойно заметил мистер Райли, – у Стеллинга могут быть и другие предложения, а я знаю, что он не возьмет больше двух‑трех учеников, а может, и того меньше. На вашем месте я начал бы переговоры со Стеллингом немедля. Нет необходимости посылать к нему мальчика раньше лета, но осторожность никогда не мешает, и я бы принял меры, чтобы мне кто‑нибудь не перебежал дорогу.

– А что ж, и то верно, – согласился мистер Талливер.

– Отец, – прервала их Мэгги, которая снова незаметно пробралась к самому креслу мистера Талливера и с полуоткрытым ртом слушала разговор, держа куклу вниз головой и придавив ее носом к спинке кресла, – отец, а далеко это, где Том станет учиться? Мы будем когда‑нибудь к нему туда ездить?

– Не знаю, дочка, – ласково ответил отец. – Спроси лучше мистера Райли.

Мэгги немедля подошла к мистеру Райли и, став прямо перед ним, спросила:

– Скажите, пожалуйста, сэр, далеко это?

– О, очень, очень далеко, – ответил этот джентльмен, считавший, что всерьез с детьми следует говорить, только когда они капризничают. – Тебе придется раздобыть семимильные сапоги, чтобы к нему попасть.