Мужчины, женщины и другие люди

– Они что, при вас? – ужаснулась я.

– Что при нас? Мама? Что при нас? Он делает ей массаж на кухне, а когда еще ей делать его, Веркин отец уже в четыре дома. Ну по глазам видно – они съедают друг друга, и тетя Мая расцвела поразительно, ты ее не узнаешь. Она просто красавица.

Я задумалась и вспомнила усталое, все время недовольное лицо тети Маи. Да, если это так и есть, как говорит Алена, к этому надо прислушаться. Дочь, видя мои сомнения, сразу защебетала: и целлюлит он убирает, и вакуумный массаж делает:

– Мамочка, давай попробуем!

– Давай, – говорю, – Алена. Давай. Бери у тети Маи его телефон.

– Нет, мама, ты не поняла, тетя Мая ни за какие коврижки не даст его телефон – и не нужно ей говорить, что тебе он нужен. Я сама у него попросила – сказала, что у бабушки обострилась давнишняя грыжа. И вот он! – Аленка весело помахала перед моим носом визиткой.

Леня и вправду оказался приятным и интересным молодым человеком. Мы были с ним одного года – но в нем была какая‑то мальчишеская легкость, озорство, любопытство к окружающему, а я…я была угасшая, тусклая и очень старая тетка. Вот тетка и все! И никак по‑другому про меня не скажешь. Так, по крайней мере, я сама себя ощущала. Но Леню, видимо, это не смущало. У него была по жизни, очевидно, такая миссия – раскрепощать несчастных теток и делать их чуточку счастливее.

Он сразу проинтуичил и мое настроение, и мое состояние и повел атаку на мой депрессивный настрой. А для меня было так важно говорить с мужчиной. Не с детьми, не с мамой, не с подругой, а с мужчиной, который мог бы мне объяснить мужицкую психологию и все их выкрутасы. Мне иногда казалось, что у Лени только тело такое красивое и мужское, а сердце и мозги – ну такие женские, до того он тонкий и умный человек! Секс как‑то сразу обоюдно не попал в наши планы, а вот полезные советы я у него просила.

У Лени был безупречный вкус и чувство стиля. Все вещи, купленные мной с его легкой подачи, были изящные, и присутствовал в них какой‑то шарм. Леня учил меня:

– Мы не первобытные люди, которые одевались лишь с целью прикрыть наготу и защититься от холода. Для нас вещи – прежде всего эстетика. И самое главное, что ты должна понять, одеждой, аксессуарами, прической, поведением, глазами, улыбкой – всем своим и внешним, и внутренним миром ты призвана, чтобы привлекать внимание. Только для этого! Так привлекай его! Не стесняйся!

И вот теперь, двигаясь по Тверской, я раздумываю о том, чье внимание я могла бы привлечь – какой категории мужчин.

Мои мысли прерывает мужской голос прямо над самым моим ухом:

– Девушка, вас, может, подвезти? Вы же всю Тверскую прошли пешком, я за вами наблюдаю с Камергергского.

Я оглянулась. Он рукой показывал на припаркованный с аварийкой серебристый лексус. Вот ответ на мой вопрос. Дорогой костюм, баснословной цены часы, парфюм прямо дурманящий, лексус. «Он меня клеит, как пить дать», – пронеслось в голове. Так стало весело, и мужик такой приятный! «А, гулять так гулять», – думаю.

– И правда, я так устала вот так праздно идти. Только что задумалась, сколько я отмахала, – рассмеялась я в ответ.

– Ну вы вовсе не праздно, как вы выразились, идете… Вы заняты важным делом.

– Каким же? – испугалась я.

– Любовались собой! – разулыбался он.

Я смутилась.

– Что, правда так заметно, что я смотрюсь в витрины? Я просто недавно сильно поменяла стиль – не могу привыкнуть, – стала оправдываться я.

Он улыбался тепло и понимающе и жестом пригласил к машине:

– Давайте поедем и поговорим, а то здесь нельзя долго стоять.

В салоне было прохладно и просторно, из динамиков слышался неспешный голос Окуджавы. Я с удивлением на него посмотрела – он прочитал мой немой вопрос.

– Что же, по‑вашему, если я на лексусе езжу, так должен попсу непременно слушать? – и тут же так серьезно меня спросил. – А знаете, почему я вас приметил?

– Конечно, – говорю, – потому что я блондинка с длинными волосами.

– Эка невидаль! – поморщился он. – Да блондинок этих при помощи перекиси водорода пруд пруди. Но не у каждой из сумочки – он ткнул пальцем на мою прижатую к груди сумку – торчит «Новый мир» за 1987 год. Двенадцатый номер, помню, днем с огнем не мог его найти – там статья была господина Терехова о причастности, точнее, о непричастности Гумилева к таганцевскому заговору. И материалы были приведены архивные, и документы, ранее засекреченные. В общем, постарался этот Терехов докопаться до истины.

Меня обдало волной – сердце так заколотилось. Вот как люди опознают друг друга! Боже мой! Вот сигнал, метка, журнал, которым зачитывалась вся уважающая себя интеллигенция в годы застоя! И сразу увидев пусть вульгарную блондинку, но в сумочке от «Гуччи», которая несла «Новый мир» двадцатилетней давности, он выделил ее из толпы. Своя! Он наслаждался моим замешательством.

– А почему я так запомнил этот номер… В декабре 87‑го умер отец – разбился на машине.

– У меня папа тоже… – робко начала я, – в 87, но в сентябре…

Мы серьезно посмотрели друг другу в глаза.

– Филфак?» – быстро спросила я.

Он молча кивнул.

– Год?

– 1995.

– А я 1997.

– Отделение классической филологии.

У меня прямо заныло все внутри. Ну не может, не может быть столько совпадений! Я молча разглядывала его. Он повернулся ко мне, на секунду оторвавшись от дороги.

– Ты тоже? Ух, блин! Ну прям мурашки по спине. Вот это да! Да вот так штука эта самая судьба! Не знаешь, как она повернет тебя в любой момент! – говорит он.

– Fatum non penis, in manus non recite – пробормотала я.

– Да и вправду в руках не удержишь. Любимая пословица Иосифа Александровича!? – полувопрос – полуутверждение, откликнулся он.

У меня закружилась голова, к лицу прилила кровь. Знание общих не самых распространенных цитат…

– Подходящие друг другу люди встретились в подходящий момент, – произнес он и остановил машину. – Выходим. Приехали.

Мы стояли у входа. Клуб, кафе, ресторан – я не могла уловить сразу, что это. Вывеска гласила: «Литкафе ХХ ВЕК».

Идея была схожа с «Проектом ОГИ», но стиль и интерьер изящнее, продуманнее, был ближе скорее к «Бродячей собаке».