На пороге империи
Что связывало Клычка с бабкой Акулиной, не знал никто, но атаман регулярно навещал старуху и передавал ей деньги. В этот раз атаману пришлось возвращаться с навязанным ему парнем, который прятался от властей за совершенное убийство.
Суть воровского промысла парень осознал, прожив три седмицы в лесном лагере татей. Лоскутами, а то и кусками картинка складывалась из разговоров бандитов между собой, из их рассказов о воровских приключениях.
Поступила очередная команда готовиться к выходу, но атаман снова велел Тихону оставаться в лагере и готовить для ватаги похлебку. После третьего отвода Тихон высказал обиду Клычку и получил поддержку ватаги. Только атаман оказался прав. Получив разрешение участвовать в схватке, Тихон по сути оказался обречен. Действительно, ударив дубиной первого попавшегося обозника, Тихон в ответ получил удар кулаком в нос. Потеряв ориентир, парень схватился руками за лицо, а охранник уже замахнулся на него саблей. Оказавшийся рядом Клычок, успел пырнуть кинжалом этого мужика. В том же бою Коробков не заметил другого обозника. И снова выручил случай. Рядом находился свой из ватаги.
Тихон выучил два урока: коли замахнулся на противника, бей со всей силы и, если окажется этого недостаточно, продолжай наносить удары до полной бессознательности противника; второй урок сводился к тому, что коль скоро встрял в схватку, то верти головой на все четыре стороны, не упускай из виду происходящее по бокам и сзади. Тихон оказался способным к бандитским подвигам, за несколько следующих нападений он не только остался жив, но и не получил ни одной царапины. За смелость и ловкость ватага прониклась к нему уважением. Иногда на Тихона наваливался стыд. Гложущие его изнутри чувства, создавали образы матушки и батюшки, возвращавшихся от купца Еремеева с расчетом за проданные пуговицы. Воображение рисовало нападение на них татей, избиение, лишение честно заработанных денег. Часто Тихон видел себя, закованного в кандалы, бредущего под охраной по улицам Москвы и толпу ненавидящих его людей. Слово «душегуб» восстанавливало в памяти лицо Вильгельма Ахена. Парень стал придумывать разные приемы бескровного грабежа. В конце концов он предложил Клычку сшить из войлочных накидок колпаки на голову для каждого вора с прорезями для глаз и рта. Резон он объяснил Клычку так:
– Всех обозников, оставшихся в живых, допрашивают люди воеводы. Прежде спрашивают, как выглядели тати. А у нас в ватаге почти каждый имеет на роже отметины.
– И что? Не возьму в толк твое изобретение!
– Прежде чем дубасить охрану, надобно предлагать отдать ценности добровольно по‑хорошему, взамен гарантировать жизнь.
– И что?
– Думаю через два‑три случая слух пойдет среди купечества, что лучше Клычку отдать все без боя, чем остаться без добра и здоровья.
– Поговорим с ватагой! А колпаки зачем?
– Так примет наших у розыска не будет.
Царевна Софья Алексеевна слушала доклад думного дьяка о ценах на еду и соль, об отношении к ней купечества, о народных нестроениях. В конце выступления дьяк с извинениями и расшаркиванием попросил разрешения сообщить о необычном предложении дознавателя Разбойного приказа. Софья ленивым кивком дала такое разрешение.
– Смею заверить, что сей подьячий Разбойного приказа служил еще вашему батюшке, благословенной памяти Алексею Михайловичу. Служил верой и правдой.
– Давай к делу! – в голосе царевны уже слышалось раздражение.
– Расследовал этот дознаватель убийство краснодеревщика из Немецкой слободы. Убийцей оказался Тихон Коробков – сын бывшего стрельца. Только в первую же ночь Тихона Коробкова освободили солдаты потешного войска царя Петра. Дознаватель предлагает на этом основании арестовать и подвергнуть сыску всех помощников Петра из потешного войска.
Думной дьяк положил перед царевной два листа бумаги: обоснование и список для ареста, поклонился и вернулся на прежнее место.
– Можешь идти, – разрешила Софья.
Идея ретивого служки пришлась по душе царевне, но принимать решение без совета Василия Васильевича Голицына она побоялась. Послала курьера за своим фаворитом. Князь прибыл тотчас, прочитал записку и задумался.
– Мало ли что, Софьюшка, говорят при дворе об этом дознавателе. Пусть он искренне предан роду Милославских, но мы не знаем истинных целей; какого он рода – племени; чем дышит; чего хочет от жизни.
Не прошло и седмицы, как князь Голицын выяснил, что дознаватель отличился при следствии на подручных донского атамана Степана Разина. По его личному обвинению казнили сто пятьдесят казаков. Но запомнился он еще по одной причине. Когда Стеньку Разина вывели на лобное место вместе с его братом Фролкой, то последний стал выкрикивать «слово и дело государево». Стеньку четвертовали, а Фролкину казнь отсрочили. Речь шла о несметных сокровищах, спрятанных атаманом и его товарищами. Долго искали клад по указанным Фролкой местам, но не нашли. Преступника решили оставить пожизненно в тюрьме. Вот тут дознаватель и взбеленился. Куда только не обращался с жалобами, в какие только двери не стучался. В конце концов подкупил внешнюю охрану острога и проник во внутрь, хотел сам привести приговор в исполнение. Но забыл про внутреннюю охрану, она его задержала и препроводила в тот же Разбойный приказ. Голицын насторожился и запросил родословную служки.
Боярский сын при рождении не получил должного отличия для мужеского пола. При взрослении на щеках, подбородке и над верхней губой не вырос ни единый волосок. Уже совсем взрослый дядька, а щечками блестел будто младенец. Ненавидел всех. Чуть что, старался тому человеку насолить изрядно. Неизвестно, кто определил его на службу в Разбойный приказ. Но там он нашел себя и свое удовольствие.
Все это Василий Васильевич не преминул сообщить царевне и предложил одарить дознавателя по‑царски за рвение и убрать из Разбойного приказа да так, чтобы его туда даже на порог не пускали.
– Боюсь, Софьюшка, придумает этот дознаватель что‑нибудь, как в свое время с Фролкой, а мы с тобой окажемся крайними. Обвинение хлипкое, а на кону жизнь людей Петра.
– Да как же я такого без дела оставлю? Поди еще хуже сделаю.
– Так поручи ему сидеть дома и писать книгу о своих достижениях в деле сыска. Дескать, для будущих дознавателей пример будет. Да денег положи поболе, чем ныне получает.
Как‑то в конце зимы из очередного похода в город вернулись в лагерь посыльные бандитов. Принесли самую модную на Москве новость. Известный дознаватель из Разбойного приказа внезапно помер. Одни говорят о болезни сердца, другие об отравлении, а третьи чуть ли не о самоубийстве. Ко всему к этому добавляют будто царевна Софья вызывала его в Кремль и благодарила за верную службу деньгами и почетным поручением. Каким? Не ведаю?
Клычок любил слушать новости и сплетни из Москвы. Послушает‑послушает, хмыкнет и пойдет по своим делам. А тут он поглядел на Тихона и молвил:
– Стал дознаватель жизнь свою вспоминать, а там одни убиенные им. Похоже собрались искалеченные души и подсказали дознавателю идти скорее к ним.
Воцарилась тишина, атаман обращаясь к Тихону, сказал:
