Не единственная

Королевский гарем располагался в восточном флигеле, сюда и подъехал экипаж господина Ансьера. Аньис удивленно хлопала глазами, ошеломленная великолепием. И дрожала от пережитых потрясений и вечернего холода. По периметру здания стояла вооруженная охрана вроде тех двух амбалов, что сопровождали Ансьера.

– Пойдем, девочка, – Ансьер указал ей на незаметную в темноте массивную дверь чуть правее того места, где они стояли. Но прежде чем он дотронулся до ручки, она открылась, и перед ними предстал высокий человек лет сорока с непокрытой головой, в темных брюках и бежевой рубашке. Светлые, коротко стриженые волосы, черты гладко выбритого лица твердые, спокойные. На лбу между глаз залегли глубокие мимические морщинки, как у людей, которые часто бывают недовольны.

– Приве‑е‑тствую вас, – странно и смешно растягивая слова, произнес он. В руке он держал голубой светящийся изнутри шар. – Как тебя зову‑ут, дитя? – спросил он.

– Аньис, господин, – девушка на всякий случай опустила взгляд, хоть этот человек не вызывал у нее страха.

– Харо‑о‑ошая девочка, – улыбнулся он Ансьеру и направил светильник в сторону Аньис.

– Какой кошма‑а‑ар! – свет упал на темно‑лиловые синяки, оставшиеся на руке Аньис от стальной хватки охранника. – Кто тебя та‑а‑к, девочка?! – он аккуратно поднял ее руку свободной рукой и поморщился, разглядывая лиловые пятна.

– Гурчо перестарался, – ответил ему Ансьер.

– Ру‑у‑ки атарва‑ать этому Гурчо!! – искренне возмутился странный господин со светильником. – Ох, уж эти мужчины, скажи де‑е‑евочка! Грубые, ноте‑о‑осанные! Кошмар…

Аньис удивленно уставилась на него.

– Не удивляйся, де‑е‑евочка! – искоса взглянув на нее, сказал он. – Я евнух. Просто не так давно, поэ‑эта‑аму выгляжу, как мужчина. Меня зовут Арбак, – он доброжелательно кивнул Аньис.

– У тебя семь дней. Подготовь ее как для самого короля, – бросил Ансьер. – Только правилам общежития можешь не учить – они ей не понадобятся.

– Та‑а‑к мало? – возмутился Арбак. – Чему мы успеем ее на‑а‑учить?

– Да уж научите чему‑нибудь. И вызови врача – от этих следов ничего не должно остаться, – жестко сказал Ансьер, неожиданно потрепал Аньис по щеке, от чего она опять сжалась, как кролик, и пошел вдоль стены замка на запад. Аньис испытала облегчение. Тот, кому ее передали, казался безопаснее и добрее господина Ансьера.

– Пайдем, де‑ева‑а‑чка! – сказал Арбак и пошел вперед по длинному коридору. По пути он возмущенно тряс головой, морщился и повторял «семь дней, семь дней, с ума они сошли что ли!». Аньис плелась за ним.

В конце пути он открыл дверь и велел Аньис зайти внутрь. Она сделала шаг и чуть не упала от изумления роскошью обстановки, подсвеченной золотым сиянием витых светильников. При виде огромной кровати с кружевным покрывалом, шикарных ковров, парчовых штор и множества изящного вида безделушек у нее просто закружилась голова. Было страшно сделать шаг, еще страшнее – до чего‑нибудь дотронуться.

– Будешь пока жить тут, – сказал ей Арбак. – Здесь я селю же‑е‑енщин короля, чтобы подга‑а‑товить… Сейчас тебя помоют и накормят. Потом приде‑е‑т врач… Подожди немного, де‑ев‑а‑ачка, служанки сейчас придут.

И закрыл дверь.

Аньис без сил опустилась на ковер прямо у входа. Наверное, нужно подчиниться, принять, как‑то выжить… Она оперлась рукой на мягкий, глубокий ворс ковра, и ладонь потонула в нем, словно ворсинки обняли ее пальцы, легонько пощекотали, утешая… От этого неожиданно стало легче. Как будто неживой ковер хотел сделать ей хоть что‑нибудь приятное. Аньис тихонько заплакала и погладила ковер в ответ. Все по нему ходят. Он вещь. Куда положат – там ему и лежать. Так и она теперь. Где скажут – там и сиди, с кем скажут – с тем и живи, что скажут – то и делай.

 

* * *

 

В то время как экипаж господина Ансьера высадил Аньис у восточного флигеля и она встретила главного евнуха Арбака, господин Эль как раз прибыл к себе домой. Ужинать после королевского угощения не хотелось, ближайшие дела предстояли не раньше часа ночи. Поэтому, кивнув прислуге, радостно приветствовавшей своего господина, он быстрым шагом прошел в отдаленную комнату в западном крыле дворца. Здесь не бывал никто, кроме него. Раз жил он теперь в основном в Альбене, то и мастерская его была теперь тут. Здесь он писал картины.

Господин Эль хотел провести час наедине с собой, с кистью в руке. На мольберте перед ним стояло неоконченное полотно, изображавшее конную баталию. Он любил такие сюжеты, не боялся многофигурных композиций. Но прежде чем взять в руку кисть и взглянуть на новое полотно, он посмотрел на стену.

Там, чуть выше уровня его глаз – а господин Эль был высок – висели две картины. Они всегда располагались там, где господин Эль останавливался, где проводил больше всего времени. Теперь они были здесь. На левой из них резвились над штормовым морем хищные ящеры, в которых всякий узнал бы драконов. Разбивались о скалы огромные темные валы, драконы пикировали, взлетали… А из разрыва лиловых туч солнце отбрасывало на море пронзительные, резкие, как удар меча, лучи.

Пару мгновений господин Эль с ностальгией смотрел на картину. Грустно улыбнулся одной стороной рта и перевел взгляд на вторую. На ней была изображена та, что когда‑то написала драконов и море в отсвете солнца, та, которую он помнил всегда. Он умел управлять своей памятью, неконтролируемые воспоминания почти не посещали его. Но ее он и не хотел забывать…

Взлетали от переносицы брови, каштановые волосы с рыжим отливом обрамляли лицо с тонкими, правильными чертами. Светло‑зеленые глаза смотрели прямо, пронзительно. В лице читался задор, азарт, но все же оно было нежным, немного детским. Господин Эль знал, что если долго смотреть, то станет больно. Тонкая ностальгия превратится в настоящую боль. Но все же он смотрел, потому что в такие мгновения он чувствовал себя не одиноким. И просто вообще что‑то чувствовал. Конечно, обычно среди представителей его народа проблемы с живыми чувствами наступали позднее. Но уже сейчас молодой еще господин Эль ощущал их. Может быть, сказывалось прошлое, а может, постоянное неприкрытое одиночество, к которому он привык, как привыкают к хронической ноющей ране. И перестают замечать.

…Он скучал по ней. По‑прежнему очень скучал.

 

Глава 5

 

То, что происходило с Аньис в следующие семь дней, не было страшно. Напротив, иногда ей казалось, что она попала в сказку и даже обрела новую семью. Знала, что ненадолго, но этих дней ей хватило, чтоб привязаться к доброму господину Арбаку, служанкам, заботившимся о ней, и даже к толстому евнуху, знакомство с которым началось не самым лучшим образом.

Когда она осмелилась встать с ковра и оглядеться, к ней подошли две служанки. Обе невысокие, с темными волосами и мелкими чертами лица, похожие друг на друга. Одна – чуть постарше Аньис, другая – чуть помладше. Сестры, решила Аньис. И тут же вспомнила своих братьев и сестер, которых больше не увидит. Она уже начала скучать по ним.