Нечисть. Хроники земли Фимбульветер

– Нет, не то. Что заперли меня да истинников из города позвали, так я вам даже благодарен должен быть. Иначе, думаю, уже за Асвейг наладился. И люди обо мне теперь плохо думать не будут, по закону оправдан. Только уехать я хочу. Моченьки нет. Мы ж этот дом с Асвейг для нас двоих ставили. Продайте вы его, что ли. И еще спросить хотел. У вас в Мёнлусе, говорят, колодец глубокий. Дозвольте туда бросить, – Льот протянул крепкую руку, на раскрытой ладони лежали золотые сережки с красными камешками. – Асвейг хотела. Я купил. Пришел, она спала. На подушку положил. Думал, увидит, обрадуется. Потом хотел в гроб положить… Но вдруг она из‑за них… Обидел ее как‑то… По‑другому‑то – почему?.. Не с чего было! Любили ж друг друга. Сережки купил, порадовать хотел. А теперь Асвейг не надо. И мне без нее ничего не надо. Как же так вышло‑то, а?

Повернувшись, Льот побрел прочь. И, пока шел, все разводил руками, пожимал плечами, будто разговаривал с кем‑то, но никак не мог понять услышанные ответы.

 

Сам не знаю, какой фунс потащил меня на хутор Кнетов. Мне не было нужды оправдывать Льота или найти доказательства его вины, и я вряд ли смог бы приблизится к истине. Но вот двинулся зачем‑то один, даже Харальду ничего не сказал.

Дверь была не заперта, только прикрыта, но ни в доме, ни поблизости людей не наблюдалось. Льот Кнет ушел, бросив все, и возвращаться не собирался.

В Гехте долгое время стоял покинутый дом Орма Бъольта, хрониста, оставившего город много лет назад. Ветшал потихоньку, но выглядел лучше, чем этот, целый и новый. Дом ушедшего хрониста ждал хозяина. Душа жилища Кнетов погибла вместе с Асвейг.

Может быть, когда‑нибудь люди, спокойные и рассудительные, не знающие о случившейся беде, выкупят дом, поселятся здесь, радуясь хорошему жилью, наполнят комнаты новым дыханием, но сейчас он хочет, чтобы его оставили с его горем. Кто сказал, будто у каменных строений нет судьбы, нет чувств и мыслей?

Внутрь я заходить не стал, это было все равно, что топтаться на могиле. Постоял немного рядом, смущенно перебирая уздечку Скима. Зачем приехал? Если уж мастера следственных дел не смогли узнать ничего нового, то почему решил, что истина откроется мне, щенку неместному?

Уезжал тихо, боясь оглянуться.

А на полдороги к Мёнлусу встретил Сигрид Ливъен со свитой.

 

Когда меня весело, со смехом окликнули, я сперва подумал: нечисть куражится, завлекает. Голоса Харальда и Урсулы я знал, а больше меня так далеко от дома звать было некому. Примеривался уже было задать стрекача, не оборачиваясь. Хорошо, что не успел. Ко мне верхом на изящном кхарне редкой дымчатой масти скакала девушка из замка Сол. Сигрид. Чуть поотстав, за ней верхами следовали трое молодых людей.

– Ларс! – хесса Ливъен непринужденно остановила своего быка рядом со Скимом. – Вы тоже катаетесь? Почему не сказали мне, что собираетесь? Мы бы поехали вместе.

Судя по выражению лиц спутников Сигрид, их такая идея вовсе не радовала. Но их кхарны переминались в отдалении от прекрасной всадницы – видимо, мнение кавалеров девицу Ливъен совсем не интересовало.

– Вы сейчас куда? – требовательно спросила она. – Успеете еще в ваш Мёнлус. Поедемте к нам, в Сол. Расскажете про пиратский остров. Тот, на котором вы были. Или знаете, что? Отправимся завтра кататься. Только вдвоем.

Склонив головку набок, она несколько секунд с улыбкой рассматривала меня, а потом, рассмеявшись, легко послала своего кхарна в галоп.

Сигрид Ливъен была отличной наездницей и скакуна нашла лучшей стати. Летели по ветру золотые волосы девушки, развевались тщательно расчесанные волны дымчатой шерсти кхарна. Острые копыта, казалось, вовсе не касались земли. Спутники кинулись вслед, но вскоре отстали. Развернувшись, Сигрид еще раз промчалась мимо меня, махнула рукой и скрылась в мерцании взвихренных снежинок. Как в сказке.

 

Заметки на полях

 

Его уже давно звали Старый Нильс. Про таких говорят «сам не помнит, когда родился», но он свой возраст знал точно, хотя не придавал этому значения. Годы не остановишь и назад не отмотаешь, так что же теперь о них думать?

Он редко выбирался из своей каморки возле кухни, теплой и обставленной так, как было удобно ему. Ходить было тяжело, но руки не утратили прежней мастеровитости, а глаза, благодаря нацепленным на нос очкам, видели хоть и не особо зорко, но все же вполне приемлемо. Старый Нильс мастерил и чинил всякую потребную в хозяйстве мелочевку. Он был рад, что хоть так может быть полезен и живет в Мёнлусе не из милости.

Он вовсе не был покинут или одинок. Дети, взрослые внуки, просто добрые люди присматривали за стариком, но заботились больше о его здоровье и удобстве, чем о развлечениях и общении. Старый Нильс не обижался. Жизнь бежит проворно, если не можешь за ней угнаться, просто мирно встань в стороне, не мешай тем, кто еще быстр и силен.

А еще у него был Маленький Нильс. Любимый внук, поздний ребенок младшей дочери, названный в честь деда. Вот уж кто не отходил от старика ни на шаг, кому никогда не было скучно слушать его рассказы и поучения. Маленький Нильс даже жить перебрался к деду в каморку, и по ночам старый да малый, те, кому нужно немного сна, долго шептались о разном или смотрели в узкое окошко на звезды, которые старший знал по именам.

В тот вечер было не до звезд. Маленький Нильс, утомленный событиями дня, быстро уснул, но ночью вдруг поднялся, принялся бродить по комнате и возней своей разбудил деда.

– Ты что? – встревоженно приподнялся на кровати старик. – Сон дурной? Или болит где? Сказку сказать?

– Да иди ты к фунсу со своими враками, дурень проклятый!

– Внучек… – растерялся Старый Нильс.

– Раскорячился тут! – мальчик выплевывал слова отрывисто, со злобой. – За каким тиллом ты нужен? Жрешь только, место занимаешь да бубнишь целыми днями! Надоел! Хоть бы ты сдох поскорее, все бы обрадовались!

Рванув дверь, внук выскочил в освещенный коридор. Черная тень, словно зацепившись за порог, мгновение помедлила, а потом потянулась вслед за мальчишкой.

Старый Нильс сполз с кровати и принялся неловко одеваться.

 

Глава 3

 

Я предположить не мог, что в Мёнлусе есть колокол. Грозный, предупреждающий о беде голос набата привычен и естественен в приграничном Къольхейме, но странно звучит в изящном замке‑игрушке. Люди недоуменно озирались и спрашивали друг друга, что происходит.

С Харальдом мы столкнулись во дворе.

– Это там! – друг ткнул пальцем в сторону центральной башни. – Милость Драконов, в последний раз звонил я. Озоровал. Мне было восемь лет.