Несовершенные
– Lass es uns zu den Pflanzen bringen [1], – послышался сзади голос женщины. И джип медленно тронулся с места.
За окном были одни лишь повороты да лед. Анна аккуратно пристегнулась и сидела прямо, не откидываясь на спинку. Мужчина раза два мельком глянул на нее, отчего она напряглась. Нестерпимо давило все – неизвестность, растерянность, чувство вины.
Из темноты вдруг прорезался женский голос:
– Was ist los?[2]
Анна, обернулась: ребенок проснулся и лежал в позе эмбриона, наблюдая за ней. Надо бы ответить, но она не поняла смысла вопроса.
Дорога теперь шла прямо, с легким подъемом. За окном промелькнуло два домика, в сотне метров друг от друга: светящиеся окна, маняще пылающие камины. Гостиница, маленький супермаркет, аптека.
Периодически пролетал вертолет, выплескивая на снег потоки света. Позади послышалась сирена скорой помощи, и мужчина прижался к обочине. Анна поднесла руки к груди. Сердце пропустило два удара, потом еще один, и она подумала, что умирает. Свет мигалки полоснул по лицу мужчины. В его взгляде читалось изумление – он действительно не понимал, что происходит. А вот она знала прекрасно. Они проследили взглядом за скорой, та остановилась в сотне метров впереди, и сирена замолкла. У Анны вырвался вздох облегчения. Она увидела конец дороги, потом подъемники, толпу людей и временное ограждение. Оранжевую ленту, за которую пускали только людей в форме. Из долины, где виднелись далекие островки густых лесов, поднимались ратраки.
– Стоп! – выкрикнула Анна, и мужчина испуганно дал по тормозам.
Распахнув дверь, она выскочила наружу и торопливо зашагала сквозь безликую толпу – лыжные маски, шапки, шарфы. В воздухе висел запах выхлопных газов и гари: машины стояли с работающими двигателями, выплевывая в атмосферу ядовитые пары. Анна запахнула пальто и приблизилась к оранжевой ленте. Нужно было срочно найти Гвидо. Она постояла, оглядывая людей, суетившихся вокруг, – казалось, у каждого здесь неотложное дело, – потом шагнула к девушке в защитной форме: «Простите…» – но та не обратила на нее внимания. Какой‑то мужчина в подшлемнике оттолкнул ее, убедительно предупреждая: «Вам сюда нельзя, отойдите».
Наконец она увидела его. Гвидо. Своего мужа. В полном лыжном снаряжении его было не узнать, но выдавали характерные жесты – решительные, безапелляционные. Она бросилась туда, под оранжевую ленту, уже не ощущая ног в балетках, и утонула в снегу по колено. Спину резанула боль, потом ее кто‑то схватил. Подняв глаза, она увидела стоявшего перед собой полицейского.
– Синьора, за ленту нельзя, – властно заявил он. – Здесь ищут двух потерявшихся детей и мать. Возвращайтесь в гостиницу.
Анна, поглядев на него секунду‑другую, снова метнулась взглядом в сторону горы, туда, где она видела Гвидо. Полицейский не отступал:
– Синьора, вы слышите меня?
Растерянно обернувшись к нему, она пробормотала еле слышно:
– Это я мать, пропустите меня.
1
Новое назначение Гвидо в клинике Сант‑Орсола праздновали в тот самый день, когда отступило чувство вины. Анна мало что запомнила с той вечеринки. Не потому, что много времени прошло: нет, всего два месяца. Дело в том, что в то утро они с Хавьером занимались любовью. Торопливо, хватая ртом воздух, точно воришки. И потом она снова и снова прокручивала все в голове, вспоминала жесты, смаковала подробности. Ей казалось, что измена читается у нее на лице. Ее первая измена. И поэтому она почти весь вечер провела в молчании. Но заметил это лишь ее отец, Аттилио.
– Все хорошо, Анна? – протягивая ей бокал шампанского, спросил он, мягко поглядывая на нее из‑под громадных кустистых седых бровей.
В воздухе пахло сладким. Праздновали в саду, во внутреннем дворе клиники. Особняк сороковых годов – декадентский, очаровательный, по периметру полоса гравия, вокруг пальмы и олеандры. Газовые «грибки», расставленные для обогрева, утягивали вверх сладкие ароматы. На круглых столиках стояли орхидеи, свечи, белое вино. Присутствовали врачи, медсестры, персонал, клиенты и, разумеется, новый главврач: ее муж Гвидо. В синем костюме в тонкую белую полоску, в пурпурном галстуке с крупным узлом, он по‑хозяйски переходил от столика к столику, торжественно приветствуя гостей, точно созвал их на свадьбу. Квадратный подбородок, римский нос, большие зоркие глаза, изящные движения. Но Анну его привлекательная внешность больше не цепляла. Взаимное влечение проржавело, интерес истощился; теперь это был просто ее муж, хотя когда‑то она смотрела на него будто зачарованная, и в особенности на подобных мероприятиях. Ей льстила мысль, что мужа ценят, что он великолепный хирург и настоящий профессионал. В точности как ее отец, на которого молились толпы женщин. И дело не столько в престиже, сколько в ощущении, что в этом «принце» она словно вновь обрела Аттилио. Эдиповы чувства направляли ее жизнь, точно дополнительная – неконтролируемая – мышца.
Гвидо бросил на нее заговорщический взгляд, одновременно протягивая бокал эффектной брюнетке. Скорее всего, намеренно, желая приободрить и успокоить, в чем она, в общем‑то, как раз нуждалась. Анна ответила привычной улыбкой – но без привычной благодарности. Нет, сейчас забота мужа только угнетала, потому что утренние события представлялись ей катастрофой вселенского масштаба. Она словно ощутила, как бьется сердце Гвидо: идеально ровный ритм, по метроному. Отметила его неискреннюю улыбку – шаблонную, проверенную. Узнала эту стандартно приподнятую правую бровь, этот сверхобольстительный взгляд. И почувствовала какую‑то странную, непривычную нежность к нему, будто к ребенку.
Когда она перестала любить его? И почему? Влечение сменилось привычкой, любопытство – равнодушием, она больше не слушала его, а просто регистрировала сказанное. Бывает так, что любовь постепенно угасает, и процесс сей, увы, необратим. Но Анна об этом не знала – и не понимала, почему вдруг оказалась в постели с другим.
Чтобы не смотреть на мужа, она подсела к Джильоле Капотонди – старушке за восемьдесят, которая больше тридцати лет проработала в администрации и считалась другом семьи. Аттилио неоднократно оперировал ее, делал подтяжки и липосакции.
– Как детишки? – спросила одетая в лисью шубку медового цвета Джильола.
– Хорошо, спасибо, – промямлила Анна, и в желудок словно вонзилась игла.
[1] Давай доедем до тех растений (нем.).
[2] Что случилось? (нем.)