Несовершенные
Отцу уже семьдесят девять; понятно, почему он об этом заговорил. Анна мыслями перенеслась в роскошную, отделанную каррарским мрамором квартиру, где ее вырастил отец. Ее мать, Урсула умерла, когда Анне было два года. Она сама обнаружила тело (отец в ту ночь оперировал) и, постояв какое‑то время рядом, вернулась к себе в комнату. До шести лет она не переступала порог родительской спальни, потом стала иногда туда заходить. Она любила этот дом, однако совершенно не видела себя в его огромных пространствах вместе с мужем и детьми, хотя время от времени все же лелеяла эту мысль, представляя, как Наталия растет в ее бывшей спальне с видом на абрикосовое дерево. Эта комната сейчас казалась ей печальной и заброшенной. Как примириться с тем, что отец может умереть?
Выйдя на улицу, они оказались в потоке слепящего яркого света.
– Выпьем кофе? – спросил Аттилио, пряча подбородок в шарф.
– Мне надо бежать, Габриеле в час уже заканчивает.
– Как у вас дела?
– Хорошо, папа, все хорошо.
– Гвидо совсем заработался, знаю. Тебе нужно набраться терпения.
– Это не страшно.
– Правда?
– Я уже привыкла. – Анна улыбнулась: под делами она подразумевала их с Хавьером дела.
– Я заметил, что он часто в клинике ночует.
– Просто так удобней иногда.
– Да?
– Ага.
– Муж и жена всегда должны спать вместе. Совместный сон скрепляет отношения, – произнес отец, но прозвучало это не как упрек, а скорее как совет.
Аттилио, напомнив, что ждет их скоро на ужин, развернулся и медленно пошел к машине. Необыкновенно высокий рост, который и в молодости привлекал к нему внимание, сейчас еще больше бросался в глаза на фоне его длинных поскрипывающих конечностей, будто сделанных из дутого стекла.
В машине Анна снова подумала о Хавьере. Она увидит его мельком, и они, скорее всего, проигнорируют друг друга, как максимум – поздороваются, и все же в их телах – точно под воздействием некоего магнитного поля – начнет разгораться жар. Она соврала отцу. Ее жизнь наполняется ложью и недомолвками. Первая ложь – и вышло так естественно. А с Гвидо еще проще: он ни о чем не спрашивает и сам почти не говорит.
Она вела машину медленно и осторожно, хотя уже опаздывала. Припарковалась на обычном месте, поправила волосы. Рядом с садом заметила мать одного мальчика из группы Габриеле – трехлетнего тирана, кусавшего других детей. Недавно и Габриеле досталось. Анна ненавидела его и его мамашу, которая не придавала этой ситуации значения и даже не пыталась извиниться. Вместо этого, она каждый раз настойчиво приглашала ее на идиотские мероприятия, от которых Анна ловко уклонялась.
– О, какие люди! Никак тебя не поймаю, куда ты пропала?
– Никуда. – Анна спешила, хотелось увидеть Хавьера.
– Ты прямо неуловимая! Слушай, две важные вещи есть. Во‑первых, вы придете на открытие «Фенди»? Во‑вторых, сводим детей на «Фантастическую четверку»? Или им еще рано, как думаешь? Может, пойдем вместе перекусим? Знаешь, там за мечетью потрясающее заведение открылось – Nails kids? Пока дети играют, мы маникюр сделаем. Что скажешь?
Анна выхватила из кармана телефон и притворилась, что отвечает на звонок:
– Да, да, извините, я должна была вам перезвонить, – заговорила она, закатывая глаза и делая мамаше знак, что они потом поговорят. Вдруг из дверей вприпрыжку выбежала Гали.
– Привет! – поздоровалась она, направившись было в сторону Анны, но тут ее поймала в охапку женщина с решительным каре, маленькая, точно Дюймовочка, в сливового цвета шубке из искусственного меха. Майя.
Было слышно, как она спокойно, не повышая голоса, что‑то выговаривает дочери на своем непонятном, с придыханиями, языке. Лицо строгое, суровое, ни следа той чарующей доброжелательности, что так привлекала взгляд на фотографии. От ее жесткого взгляда Анна окаменела.
Обняв дочь, Майя повела ее через дорогу. Анна по привычке посмотрела на окно: Хавьера не было. Она вошла в здание, крадучись, точно воришка. Габриеле остался последним и валялся на полу, как забытая игрушка. Воспитательница уже наводила порядок в помещении. При виде Анны сын вскочил, заулыбался, побежал ей навстречу.
Анна стиснула его в объятьях, зацеловала все лицо.
– Как все прошло сегодня? – спросила она воспитательницу; как ее зовут – Аделаида или Аида?
– Очень хорошо. Правда, Габри?
Тот не ответил.
– Отлично, – пробормотала Анна и, надевая на сына пальто, извинилась: – Прошу прощения за опоздание.
– Ничего, мы прекрасно провели время.
Мы.
– Ну и замечательно.
Они вышли на улицу, и ей захотелось еще раз взглянуть вверх, на окно, но решилась она на это, лишь когда пристегнула Габриеле к детскому сиденью, завела мотор и, выкрутив шею, начала выруливать с парковки. Вместо Хавьера в окне была Майя. Стояла с краю, скрестив на груди руки, и глядела на мир вокруг.
После третьего поворота Габриеле, убаюканный покачиванием машины, обычно засыпал, но сейчас он был слишком возбужден.
– Там сегодня мама Гали была, – бросила Анна в надежде, что из этого что‑нибудь получится.
Сын как будто с головой ушел в происходящее за окном.
– Ты заметил, что сегодня папы Гали не было, а была мама?
Нет ответа.
– Габри, ты меня слышишь?
– Ага.
Анна посмотрела в зеркало заднего вида. Нет, он точно все слышал и прекрасно понял вопрос. Сердце сделало паузу, явно пропуская удар. Что она творит? Втягивает сюда сына? Нельзя заострять на этом внимание, даже вообще затрагивать тему.
Оставшуюся часть дороги она молчала. Дома поздоровалась с Корой и взяла детей с собой в кровать. Она совсем замерзла, кости словно оледенели. Все трое тут же провалились в сон.
Проснувшись, Анна еще долго грелась у батареи, зависая в телефоне. Дети играли в магнитную рыбалку. Ловили рыбок тоненькой удочкой с магнитом на конце.
Майя в курсе, это было видно по глазам. Анна до сих пор ощущала на себе ее взгляд. Дочь поздоровалась, а она – нет. Почему? Потому что все знала. Но откуда?
