Невероятный шпионский детектив. Поэты и лжецы

Ричард провел ладонью по лицу, щеки покраснели – от ненаигранного ощущения нелепости. Ему придется достать из себя настоящее смущение – а не поддельное, лукавое, – с учащенным пульсом и холодным потом на висках.

– Про трупы говорить проще, – хохотнул он.

– Потому что с ними все понятно, вспоминаем законы жанра. В своей собственной душе мы проводим то же расследование, наводим порядок в системе символов, в замке воображения. Мы даем всякому явлению название – которое однозначно определяет его суть, но по своему собственному усмотрению, а не так, как нас учит мир объективно существующих вещей, – Александра промолчала, а затем добавила: – Потому что объективное существование это миф, всего лишь ориентир закона жанра.

Его жанр – шпионаж. Ричарду вдруг стало интересно, что она скажет, если он вывалит ей всю правду, как есть: что он следит за ней уже месяц, до этого его готовила британская разведка, чтобы он как можно лучше втерся к ней в доверие, что он знал ее биографию, знал, какой зубной пастой она чистит зубы и в каком салоне в Москве делает свои огромные длинные когти раз в три недели – вне зависимости от разъездов…

Что он должен стать ее любовником, сделать так, чтобы она ввела его в круг Поэтов – чтобы он выведал, зачем была инициирована эта алхимическая публичность.

Он мог бы предложить ей сотрудничество, мог завербовать, мог угрожать – но она из тех кошек, которые гуляют сами по себе, и их не запугать даже страхом пыток и смерти.

Она хитрее, чем он думал – хитрее, чем его руководство предполагало. Она бы не смотрела на него так, если бы не догадывалась, что к ней могут подослать агента.

Александра может водить его за нос… В любом случае, он и главный исполнитель, и расходный материал. Испытать что‑то личное – от обиды до разочарования – было за рамками его профессиональных навыков. У него, действительно, есть все необходимое, чтобы не обмануться.

Он не понимает, что ищет – даже если ему дали четкие инструкции. С людьми всегда все непросто, это факт – однако, когда игроки слишком опережают его, играть становится мучительно, через силу.

С ней Ричард словно тянулся к луне, но желал далекие звезды – которые уже давно умерли, а расстояние световых лет лишь доносило до зрения воспоминания об их жизни.

– Господи боже, я вовсе не хотела тебя грузить! – воскликнула Александра.

Ричард встрепенулся.

Законы жанра… Даже она признает их.

– Все в порядке, я просто задумался. Прогуляемся?

 

5. Нигредо

 

 

[Великобритания, Лондон, Сохо]

 

В штаб‑квартире Секретной Разведывательной Службы на Кембриджской площади, «циркусе» – в вокабуляре агентуры, Цирке – происходил настоящий цирк. Ричард представил отчет о проделанной работе за месяц, рассказал все, что удалось собрать за период наблюдения, поведал в деталях о последних событиях – знакомстве со Стеллой Фракта, совместном полете на рейсе Домодедово–Хитроу и утреннем завтраке.

Он пытался объяснить, что она кто угодно – но не международная шпионка, не злой гений – но гений.

То, что она говорила ему, рефреном повторялось в каждом ее тексте – так, словно она старалась оставить автограф на всем, к чему прикасалась. Про красную книжку с заметками он тоже не забыл.

– Система символов – это термины, которыми человек описывает реальность – существующую и воображаемую, – говорил Ричард. – Это инструмент для упорядочивания пространства…

Коллеги смотрели на него пустыми, лишенными понимания глазами. Кто‑то проходил курс по основам алхимии вместе с ним в группе, кто‑то этот курс читал в роли лектора – но, судя по реакции, никто ничего не смыслил. Ричарду казалось, что они издеваются.

– Великое делание это не рецепт трансформации металлов в золото, это не рецепт создания философского камня, а философский камень это не камень, а художественный образ того, что приносит заветное желание. Заветное желание это не нажива, не богатство и не успех – это обретение себя. Философский камень красный, потому что красный цвет символизирует воплощение, соединение, квинтэссенцию.

Ричарду вдруг вспомнились дурацкие фильмы про зомби: коллективный разум и отсутствие осмысленности… На него, стоявшего у экрана проектора, таращились существа, которым неважно было, что он говорит – они хотели сожрать его мозги. Он шагал вперед‑назад у торца овального стеклянного стола в центре переговорной, он объяснял им, что все просто – но они видели что‑то свое.

– Ртуть и сера в лексиконе алхимика это две природы материи, женская и мужская, созидательная и разрушительная, и их союз дает соль, но не соль, которая соль, и даже не сульфид ртути, а неопределенность – как энтропия в теории информации.

Формула, здравый смысл, непротиворечивая картина. Невероятно!

– Великое делание это алгоритм построения себя, с нуля, такого, каким я был задуман создателем – чтобы воплотиться. Это алгоритм облагораживания пространства вокруг, потому что только естественное течение вещей создает стабильные, устойчивые системы. Воплощение – это выполнение своей миссии, это не обогащение, не триумф, не власть над всем миром…

Кому он говорит? Странно, страшно, глупо. Они смотрят сквозь него, они не слышат ни одного слова – пусть он уже ходит у доски, размахивает руками, показывает на пальцах, считает: раз, два, три, четыре.

– Четыре этапа великого делания обозначаются цветами, каждый этап и каждый цвет – ступень эволюции. Алхимия – внутренняя трансформация…

Они скажут, что они уже это слышали – и что все, что он повторяет, понятно – и в то же время не понятно. Почему он понял – а они нет?!

– Нигредо, альбедо, цитринитас, рубедо – черный, белый, золотой и красный – представлены процессами распада и очищения, построения и созидания, обретения мудрости от совета мудреца и финального воплощения во имя служения.

Ричарду снился кошмарный сон – где он вещает в пустоту. Где он на этом этапе? Почва уходит из‑под ног, известный ему мир начинает рушиться, он будто бы начинает сомневаться во всем на свете.

Дьявольская наука эта алхимия! Немудрено, что от нее бегут прочь – от ее разрушительной силы, от ошеломляющего прозрения!

Ричард ворочался в мокрых от пота простынях, видения перемешались с реальностью… Во сне или наяву он пытается кому‑то что‑то объяснить, во сне или наяву он вдруг понимает, хватает осознание за хвост, как ускользающую химеру, проклятого Уробороса – змея, кусающего себя за хвост?

Ему хочется кричать и звать на помощь, ему хочется визжать от радости, громко, со всем светом поделиться тем, что вдруг понял.