Ночная Земля

Извлечение из Манускрипта, в 1877 году обнаруженного мессирами Тоннисоном и Беррегногом в руинах, лежащих к югу от деревни Крейгхтен на западе Ирландии. Составлено с примечаниями.

 

Отцу Моему,

чьи ступни попирают

канувшие в небытие эоны.

 

Отвори дверь

И внемли!

Слышишь: воет ветер как зверь,

И в небе Земли

Слезы рядом с Луной.

Дальнему топоту ног внемли, человек,

Слушай и стой.

Это мертвые уходят навек.

Стой и внемли

Печальным вздохам

Ветра в темной дали.

Стой и внемли без страха

Этим шагам, что велят тебе умереть.

Шагам, что знают вечность и смерть, –

Стой и внемли! Молча внемли!

Шаги мертвецов

 

Введение к Манускрипту

 

Многие часы провел я, размышляя над повествованием, с которым читатель сейчас ознакомится. Ощущая себя редактором, я то и дело чувствовал побуждение подвергнуть его соответствующей литературной обработке; однако полагаю, что права интуиция, заставившая меня оставить рукопись без изменений – во всей простоте, в какой она попала мне в руки.

Передо мной лежит Манускрипт… представьте себе, с каким любопытством я листал эту книжицу, увидев впервые небольшой, но объемистый томик, почти полностью – кроме самых последних страниц – исписанный беглым, но разборчивым почерком, строчки которого теснились друг к другу. Я пишу эти слова, вспоминая исходящий от страниц слабый запах сырости, пальцы мои еще ощущают мягкую шероховатую поверхность бумаги.

Нетрудно припомнить первые впечатления, оставшиеся после самого беглого просмотра книги.

А теперь попробуйте представить меня вечером: уютно устроившегося в кресле с небольшим, но увесистым томиком. И ту перемену, которой подверглось мое суждение о нем. Представьте, как приходило доверие. Под покровом, казалось бы, сказки, фантазии скрывалась вполне разумная и последовательная система идей, захватившая меня куда более надежной хваткой, чем сам сюжет этого дневника или литературного произведения. Трудно утверждать, чем на самом деле является Манускрипт; я склоняюсь к первому определению. Внутри малого повествования таится великое. И в сем парадоксе вовсе нет парадокса.