Одиночка
нам, С
один
(детская больница, семь дней после родов)
Ее нашли на полу, у разбитой больничной ванны, и сразу отвели в палату.
Как‑то поддерживали, как‑то укладывали, что‑то встревоженно шептали. В глаза ее смотрели, смотрели несколько сотен пар глаз а может, лишь одни но она этого уже не понимала. Зрение расслаивалось, мерцало, как‑то тоже мешалось. Хотело измучить. Играло. И конечно, лучше было бы ей закрыть глаза, закрыть их насовсем или на секунду как же заранее поймешь да, закрыть. Но глаза уже не слушались, но глаза все не закрывались.
«Отдыхайте», – сказали ей, когда только привезли и разместили в палате.
«Отдыхайте», – сказали ей и, наверное, почти не издевались. Отдыхайте, рядом с младенцем, таким маленьким, что страшно дотронуться, что страшно на руки взять, да и зачем. Зачем?
Там, еще в роддоме, врачи приняли сложные роды – и что‑то знали. Медсестры буднично наблюдали ее, Сашу, в первые часы в реанимации, в послеродовой, почти нежно спрашивали о самочувствии – и тоже что‑то знали. Действовали строго по инструкции, но что‑то скрывали, скрывали с жалостью, с сочувствием, с пугающей, зомбирующей опаской.
Хотели что‑то сказать?
А может, и хотели, но ждали, что она забудет о процессе, о том, как что‑то растягивалось, расходилось, рвалось и жалось, да, и давило, и тянуло, и опять рвалось‑рвалось Ждали, что она возьмет его на руки, его, крошечного истукана, и найдет, пробудит вместе с молозивом и молоком – свой спящий материнский инстинкт.
И вот родила, только‑только пришла в себя, как ее и младенца перевели в детскую больницу. Ничего конкретного не сказали, ничего не объяснили, не дали времени посоветоваться с родственниками если бы они были лишь предупредили – не выписываем, нет, о доме и думать забудьте, вам нужно сначала разобраться со здоровьем ребенка.
А Саша покорно делала, что говорили, и была довольна, что кто‑то рядом. И она лежала каменная Ниоба, и слезы все текли, и текли, и слезы были сухими Посматривала на младенческий кувез, стоявший совсем близко, рядом с ее кроватью. Это был уже не роддомовский бокс, где она наблюдала за запеленатым свертком через стекло. Нет. Он был тут. Тут. С ней.
И он дышал.
И нужно было с ним что‑то делать.
