Откровение. Цикл «Принц Полуночи»

Вот в демона всё как раз и упиралось. В самого настоящего. Неподдельного. И про его влияние на Учёный совет, про то, какие аргументы этот… почтенный деятель науки привёл, чтоб Волка позвали работать в университет, про то, для чего это было нужно, мне бы никто сказать не смог. Из всего совета только Ринальдо, Исэф и Роджер понимали, что происходит и какие цели демон преследует. Я подозреваю, что и о демонической природе упомянутого… почтенного деятеля только им троим и известно.

Ладно. Не троим. Природа профессора Даргуса давно ни для кого не секрет. А учитывая его характер, я удивляюсь, как он умудрялся скрывать свою сущность в течение тысячелетий. У него же на лице всё написано. А тому, кто недостаточно внимателен, чтобы читать по лицу, достаточно с Даргусом парой слов перекинуться.

Демон и есть.

Они с Волком одной породы. Доброты и милосердия им дано равной мерой. Волку отпущенного достаточно, чтобы оставаться равнодушным ко всем разумным тварям, быть терпимым к духам и любить животных. Даргусу – едва‑едва хватает, чтобы неприязнь ко всему живому не становилась лютой ненавистью. Волк – ангел. Ангелы невинны, не различают добра и зла, не грешат, даже когда потрошат людей заживо или выедают мозг чайной ложкой. Демоны же прекрасно знают, что хорошо, а что плохо, и если делают зло, то именно с целью сделать зло, а если делают добро… то у них не получается.

Очевидно, что я не слишком жалую Скена Даргуса. Но никто из тех, кто знаком с ним, никогда не считал моё отношение предвзятым.

До недавнего времени. До того момента, как Даргус заманил Волка в Удентальский университет. И вот, впервые за две тысячи шестьсот лет, я услышал, что несправедлив к профессору. Более того, Ринальдо и Роджер, а заодно и весь Ученый совет, весь профессорско‑преподавательский состав и все студенты университета, оказывается, тоже напрасно считают его злодеем и мучителем. Даргус вовсе не злой, он «просто всех не любит».

На мою просьбу объяснить разницу Волк ответил удивлённым взглядом и повторил:

– Профессор просто всех не любит.

Акцент на слове «просто» недвусмысленно подразумевал, что Даргус – воплощение доброты и кротости уже потому, что никого не убивает. Не любит, но терпит же.

Действительно! О чём я вообще спросил? И у кого!

Меньше всего я хотел, чтоб Даргус добрался до Волка. Надеялся на то, что готы заинтересуют моего летуна задачами максимально далекими от изучения инфернальных прорывов, постижения демонической сути и контактов с демонами. Волку всегда было интереснее летать и учить этому других, чем заниматься исследованием своих нечеловеческих возможностей. Систематизация и приведение в систему пилотских умений и навыков – не в счёт, это лишь часть его таланта учителя, необходимое подспорье.

Встреча с Даргусом была первым шагом к смерти. Окончательной. Я не знал, как это будет, не знал, когда, я всеми силами избегал смотреть в будущее Волка. Но такую веху нельзя не увидеть, даже если отворачиваться и закрывать глаза. Неверный выбор на развилке многих путей. Готы действительно могли поставить перед Волком задачи, которые захватили бы его целиком. Он отказался бы от обучения у Даргуса ради возможности учить других, он от многого отказался бы ради того, чтобы вернуться к обучению мастеров‑пилотов. Но перед возможностью создать нечто принципиально новое, решить задачу, над которой человечество работает уже несколько столетий, не устоял бы, даже если б готы успели раньше. Волк или порвался бы пополам, или нашёл способ совмещать службу в академии с научными изысканиями. Ну а теперь ему и выбирать не придется. Весь Удентальский университет со всеми мощностями, со всеми идеями, со всеми тамошними гениями – к его услугам. И кроме прочего – Даргус, преподнесший мальчику всё это великолепие на серебряном подносе.

Хитрый старый упырь.

И не важно, что Даргус не получает от своей хитрости никакой выгоды. Он не для выгоды заманил Волка в университет. И не потому, что ему нужен ученик. Желающих учиться и работать на кафедре инфернологии и не‑мёртвых состояний всегда хватало. Даргус как раз‑таки любыми способами старался не допустить в свои владения никого, кроме тех, чей талант в некромагии был очевиден и создавал опасность для окружающих. В Волка он вцепился потому, что распознал его природу. Увидел себе подобного. Равного.

Я помню, как это – тысячи и тысячи лет жить среди существ иного вида, оставаясь единственным, уникальным, ни на кого не похожим. Память не моя – память Старшего, но ничего не мешает мне пользоваться ею как своей.

Обычно, правда, не хочется.

В общем, понять одиночество такой концентрации я могу. Но представить, каково это, зная, что одиночество бесконечно, вдруг встретить другого такого же, – нет. Воображение отказывает.

Если бы Даргус не был неверным выбором, фатальной ошибкой, я бы порадовался за Волка. Профессор научит его быть ангелом без новых смертей, без хаотичных попыток разобраться, что же изменилось после возвращения к жизни и как пользоваться этими изменениями. Но и сейчас, раз уж я не смог донести до мальчика мысль о том, насколько Даргус опасен, оставалось признать, что он полезен.

Правда, о том, что делать с жаждой убийства, старый демон не знал. Он сам никогда не чувствовал ничего подобного. Чужая боль доставляла ему удовольствие – кто бы сомневался? – но на моей памяти Даргус если кого и пытал, в смысле по‑настоящему, а не на экзаменах и не на испытаниях для желающих работать на его кафедре, то умудрялся проделывать это в глубокой тайне. При всей нелюбви к нему в секретную пыточную в подвалах Удентальского университета я не верю, равно как и в легенды об ужасах, творящихся в недрах кафедры инфернологии и не‑мёртвых состояний.

Волк же хотел убивать. Любым способом. Быстро, медленно, ножом, словами, как угодно, лишь бы отнимать жизнь. Учитывая огромный запас посмертных даров, желание это было не более чем дурной привычкой. Волчья формулировка. По‑своему очаровательная. И, боюсь, привычку эту мальчик унаследовал от меня.

От шефанго.

Мы любим убивать. Лучше всего – драться до смерти, но если такой возможности нет, то сойдёт и простое убийство.

Мы следуем закону – не убивать тех, кого убить не за что. И никогда не ищем повода для убийства.

Для Волка наши законы ничего не значат. А я ему ничего и никогда не запрещал. С чего бы? И всё же он сдерживался, четыре месяца обходился без убийств, спасался работой. Сначала поиском причин синдрома Деваля, теперь – удентальским суперпроектом по созданию нового источника энергии.

– С моим запасом посмертных даров убийство – это нерациональное использование живых.

Впору гордиться собой. Мысль о том, что никто не живёт только для того, чтобы умереть, до Волка донёс я. Мысль о том, что каждое разумное существо – потенциальный Мастер. Не то чтоб я ставил целью объяснить ему, почему нельзя убивать, я всего лишь хотел, чтобы он понял, зачем живёт сам. Он тогда оказался слишком близко к идее о том, что нужен лишь для спасения своего мира. Вообразил, что родители создали его с одной‑единственной целью – принести в жертву. А Волк – он такой, для него цель, заложенная создателями, на первом месте. Его любимые машины всегда выполняют именно то, для чего предназначены, иначе быть не может, и он без тени сомнений переносит то же правило на людей.