Откровение в Галисии

Вокруг здания росли крепкие деревья разных размеров. К их ветвям и стволам были прикреплены карточки с указанием семейства, вида и возраста. На некоторых растениях завязались бутоны – темные, крепкие, похожие на луковицы или небольшие, зеленые, напоминающие желуди. Какие‑то саженцы уже цвели. Наблюдая явное влияние английского стиля в саду, Мануэль ожидал увидеть деревянную конструкцию с овальными арками, возможно пятиугольной формы. Но оранжерея оказалась частично утоплена в склон холма и выстроена из серого камня с характерными блестящими бороздками, местами чуть более темными. Здание дополняли выкрашенные белой краской деревянные рамы и двускатная стеклянная крыша. Окна до высоты человеческого роста были покрыты пылью и грязью, не позволяя разглядеть, что внутри.

– Это свадебный подарок старого маркиза Катарине. Когда она переехала в родовое имение, то начала скучать по оранжерее, как в родительском доме, поэтому свекор построил эту. Правда, она куда современнее, в десять раз больше, чем была у его невестки, со встроенными системами полива и обогрева и мощной стереоаппаратурой. В этом весь прежний хозяин: он все делал с размахом.

Писатель ничего не ответил. Расточительство и роскошь, к которым стремились многие состоятельные люди, его не впечатляли, а, напротив, вызывали неприязнь. И все же Ортигоса был вынужден признать, что этот красивый сад разбит с любовью. Ландшафты, формы растений – все говорило о безграничном терпении его создателей. Стремление позволить природе самостоятельно формировать восхитительные в своей дикости пейзажи, внося лишь легкие коррективы, говорило о многом.

Гриньян толкнул дверь – она оказалась незаперта. Над их головами звякнул колокольчик, а изнутри полились звуки музыки.

– Похоже, Висенте уже здесь, – объяснил юрист.

Гостей также встретил аромат сотен цветов, раскрывших бутоны в специальной созданной для них теплой атмосфере. От насыщенного запахами воздуха кружилась голова. Внутри рядком стояли пять рабочих столов, уставленных горшками с разнообразными растениями. Некоторые Мануэль узнал, хотя названий не помнил. Но больше всего было гардений на всех этапах развития: от крошечных, укутанных укрывным материалом саженцев до взрослых кустов, почти таких же больших, как те, что росли снаружи.

По центральному проходу шел довольно высокий юноша с мешком грунта в руках. Увидев посетителей, он положил свою ношу, снял перчатки и обменялся с писателем и юристом крепким рукопожатием.

– Добрый день! Вам, наверное, нужна Катарина? К сожалению, ее здесь нет, но если я могу чем‑то помочь…

– Я просто провожу для Мануэля экскурсию по поместью.

Висенте, похоже, удивился, но быстро снова принял невозмутимый вид.

– Пруд уже посетили? Невероятное место…

– Как и весь сад, – произнес Мануэль.

– Да… – туманно ответил юноша, задумчиво глядя куда‑то в глубь оранжереи. – Жаль, что Катарины нет. Уверен, она с радостью рассказала бы, чем мы занимаемся. В последние годы мы добились существенного прогресса в области растениеводства. – Висенте двинулся по проходу, жестом приглашая Ортигосу и Гриньяна следовать за ним. – Что касается выращивания гардений, у Катарины настоящий талант в этом деле. Несмотря на то что она никогда не изучала ботанику, сеньора точно знает, что нужно тому или иному растению в какой‑то определенный момент. За последний год несколько важных изданий признали заслуги Катарины в области садоводства: специализированный журнал «Лайф гарденс» назвал ее лучшим производителем гардений в мире. – И Висенте указал на растение высотой почти в полметра, покрытое крупными, размером с ладонь, розетками. – Мы получили впечатляющие результаты не только в отношении величины бутонов или длительности цветения, но и в плане аромата. Два производителя духов из Парижа заинтересовались нашими растениями.

Мануэль делал вид, что внимательно слушает, а сам наблюдал за тем, как изменились выражение лица, жесты и язык тела юноши, когда он заговорил о Катарине. Исчезла неуклюжая походка, свойственная высоким людям; Висенте теперь словно скользил по проходу между рабочими столами. Он протянул руку и дотронулся до жестких блестящих листьев. Рассказывая о талантах своей хозяйки, юноша словно ласкал растение и, продолжая говорить полным восхищения голосом, нежно вытер пальцами белесое известковое пятно. Писателя не интересовали ни секреты садоводства, ни сорта, устойчивые к болезням. Но он вынужден был признать, что гардении источают какую‑то невероятную, почти животную притягательность. Рука так и тянулась, чтобы потрогать их стебли. Бледные лепестки напоминали, как недолог человеческий век.

Мануэль вспомнил о цветке, который чуть было не бросил в могилу Альваро, но вместо этого положил в карман и весь день носил с собой. Оказалось сложно оторваться от гладких кремовых лепестков – словно прикасаешься к чьей‑то коже и думаешь о быстротечности времени. Ортигоса машинально поднял руки и коснулся цветка, перед которым стоял, чувствуя нежность бутона между пальцев. Он почти церемониально наклонился, вдохнул аромат и мгновенно перенесся в тот момент, когда стоял с гарденией над гробом Альваро, глядя в яму, где собирались похоронить и частичку его сердца. Видение исчезло, писатель открыл глаза. Зелень оранжереи превратилась в размытое пятно. Мануэль, пошатываясь, сделал пару шагов назад и осел на пол, но чувств не лишился. Он смутно видел фигуры двух спешащих к нему мужчин, ощутил прикосновение прохладной ладони ко лбу и часто заморгал.

– Это из‑за жары и влажности, – объяснил Висенте. – Такое уже случалось. Разница в температурах внутри и снаружи как минимум двенадцать градусов, а в оранжерее сложно дышать из‑за сырого воздуха, особенно если у вас проблемы с давлением, плюс еще и цветочный аромат…

Сгорая от стыда, обессилевший Мануэль позволил спутникам поднять себя с пола и отряхнул песок с и без того печально выглядящей одежды. Ну и жалкий у него сейчас, должно быть, вид…

– Что вы ели на завтрак? – спросил Гриньян.

– Пил кофе.

– Кофе? – повторил юрист, покачав головой, словно удивляясь нелепости ответа. – Пойдемте на кухню, Эрминия вас чем‑нибудь покормит. – Он подтолкнул писателя к выходу, поддерживая его под руку.

Фасад главного здания украшали две арки. Одна служила парадным входом; через другую, как предположил Ортигоса, экипажи некогда попадали во внутренний двор. Позже ее заложили. Рядом находилась голландская дверь с открытой верхней частью, и около нее рыскал упитанный черный кот, несомненно привлеченный ароматами готовящейся еды. Похоже, Гриньян был прав, настаивая на походе на кухню. Там, около современной плиты, хозяйничали две женщины – одна постарше, другая помоложе. Как ни странно, центральное место в комнате занимала дровяная печь.

– Доброе утро! – обратился юрист к поварихам из‑за двери. Они повернулись и выжидающе уставились на него. – Не найдется ли у вас чего‑нибудь перекусить для нашего гостя? Он того и гляди упадет в обморок.

Вытирая руки о передник, Эрминия подошла к двери и открыла ее полностью, с улыбкой рассматривая Мануэля. Он ее помнил: на похоронах экономка безутешно рыдала вместе с несколькими другими женщинами. Она взяла писателя за руку, повела внутрь и усадила за широкий деревянный стол, не обращая внимания на юриста и поглядывая то на Ортигосу, то на свою молодую помощницу.